А что я не так сказал-то? Коммунистам тоже церковь мешала. Половину храмов уничтожили, а вторую половину либо закрыли, либо под склады определили с казармами.

— Немцы кирхи не уничтожают, — взял себя в руки (если вообще можно так выразиться) внутренний голос. — Но даже если ты не будешь ходить в церковь, это никого не насторожит. Достаточно раз в месяц там появляться или реже.

— Ну, ладно.

Медсестра давно удалилась ухаживать за другими пациентами, а он лёг на койку и уставился в потолок. Ничего особо не хотелось. Шириновский просто наслаждался тем, что снова обладал телом. И одно это дарило ему незабываемые ощущения. Мало того, он получил не просто тело, а молодое и здоровое тело. Разве не кайф⁈

Чувство эйфории посетило его и почти сразу ушло. Пора, пожалуй, задуматься о жизни после этой больницы. Ведь его ждут великие дела! Впрочем, пока все его «дела» вертелись вокруг «утки» да еды.

— А на что ты жил? — спросил он у самого себя.

— НСДАП жалованье платит штурмовикам.

— А источник денег?

— Взносы и пожертвования.

— Капиталисты вам платят, капиталисты! Они вас содержат, все эти маленькие болванчики. Буржуазия недобитая!

— Может, и капиталисты, — не стал спорить Маричев. — Я же обыкновенный штурмовик. Мне денежные отчёты не приносят. Я прихожу в партийную кассу и получаю деньги.

— Угу, понятно. А где живёшь?

— На окраине Берлина, в рабочем общежитии.

— Гм, как-то у тебя всё невесело. Живёшь на неизвестно что, да в общаге рабочей. Жены нет, детей нет, сам фашист. Хреново.

— Ну, как есть.

— Ладно, мы это поправим. И для начала выберемся отсюда.

В это время лечащий врач разговаривал с палатной медсестрой.

— Как там фон Меркель?

— Уже ходит, герр доктор.

— Хорошо, тогда через два дня выпишем. Пациентов много, а мест мало.

— Как скажете, доктор.

— Подготовьте его, сообщите, что он идёт на поправку. Чуть позже я сам скажу ему о выписке.

— Хорошо, герр доктор.

— Вы свободны.

Медсестра вернулась в палату и незамедлительно обнадёжила Шириновского:

— Вы поправляетесь, герр Меркель. У вас железное здоровье, как у настоящего арийца! Вы можете гордиться своими родителями, и своей чистой кровью. Доктор скажет, когда вас будут выписывать, но, скорее всего, это произойдёт довольно скоро.

— Так я еле хожу! — возмущённо вскинулся Шириновский. — Это что ещё беспредел⁈ Я тут, понимаешь, Германию защищаю от засилья евреев. По голове даже от коммунистов получил! А вы меня уже через неделю выписываете? Безобразие! Я буду жаловаться!

От такой отповеди медсестра просто опешила. Женщина поджала тонкие губы, в глазах мелькнули гневные искорки. Однако затем её взор упал на забинтованную голову Шириновского, взгляд смягчился, сделался жалостливым.

— Я понимаю, герр Меркель, удар оказался слишком силён, — терпеливо произнесла она. — Но вы значительно поправили своё здоровье. У вас всё будет хорошо. Видите, вы уже и возмущаться способны. Значит, силы у вас есть.

— Вы издеваетесь⁈ Да я только понимать стал, что со мной произошло! Я получил удар по голове, у меня все мозги перевернулись… А вы меня на улицу⁈ Это произвол! Позовите главврача! Я этого так не оставлю! Я ударенный по голове! У меня травма! Я пострадал в битве с коммунистами! А тут такое скотство! Я буду жаловаться самому… — тут возникла некая пауза, но Шириновского уже несло и несло всерьёз. Слабый голос разума, то бишь его второго «Я», был напрочь отринут яростью, и он его не слышал. — Я буду жаловаться самому Гитлеру!

Медсестра отступила на два шага, потом резко развернулась и вышла из палаты, аккуратно прикрыв дверь. Она вернулась к лечащему доктору и от волнения даже забыла к нему постучаться в кабинет.

— Фрау⁈ — сидевший за столом врач, когда его столь бесцеремонно оторвали от заполнения медкарт, удивлённо вскинул правую бровь.

— Герр доктор, только что на мои слова о том, что он выздоравливает, и его скоро выпишут, фон Меркель учинил форменный скандал.

— Надеюсь, фрау Марта, вы сообщили ему о выписке максимально тактично и уважительно?

— Да. Но он почему-то разозлился и начал нести всякий бред! — возмутилась женщина. — И в конце добавил, что будет жаловаться Гитлеру!

— Гитлеру⁈ — переспросил врач, а к его правой брови присоединилась левая.

— Да, Гитлеру!

— И чего он этим хочет добиться?

— Я не знаю.

Доктор отодвинул в сторону лист бумаги, положил на него ручку и на секунду задумался. Очевидно, у пациента проявились последствия травмы головы. Эта область медицины ещё так слабо изучена! Посттравматической потери памяти фон Меркель благополучно избежал, однако это не являлось гарантией того, что в будущем пациент не столкнётся с другими проблемами. Главное, чтобы не развилась шизофрения.

— Сколько он у нас лежит?

— Десять суток.

— Я хотел его выписать через два дня, сразу после снятия швов. Теперь выпишу через четыре. Хотя вряд ли от этого что-либо изменится, и ему станет лучше.

— Герр доктор, он требует главврача!

— Главврача?

Фрау лишь кивнула, вновь недовольно поджав губы.

— Для начала сообщите фон Меркелю, что мы пошли ему навстречу, и его пребывание в больнице продлено на два дня.

— Слушаюсь, герр доктор. А если он продолжит настаивать?

— Тогда мы пригласим главного врача.

— Ясно, герр доктор. Это сделать сейчас?

— Да, скажите ему сейчас, а главврачу, если конфликт погасить не удастся, мы сообщим завтра. Идите, фрау Марта.

— Да, герр доктор.

Женщина вышла и вновь направилась в палату к Меркелю-Шириновскому, который по обыкновению выяснял отношения сам с собой.

— Ты зачем начал ругаться с медсестрой?

— Как это «зачем»? Ты же сам слышал? Они собираются нас выписать! Точнее, меня!

— Слышал. И что?

— А то! Я же ещё больной, у меня даже повязку с головы не сняли!

— Но ты же ходишь? Через пару дней тебя выпишут, и всё будет хорошо.

— Пусть они беспокоятся! Мы же кто? Штурмовики! Почему нет никакой заботы о нас! Я думал, у немцев всё совсем не так, как у советских. Вы же фашисты!

— Я не фашист! Сколько раз тебе повторить⁈

— Ну, тогда нацист! — не унимался Шириновский.

— И не нацист! Я разведчик! Мне приходится быть штурмовиком, и ты это прекрасно знаешь! Зачем эти оскорбления? Мы с тобой на одной