уже стояла равнодушная пустота.

Он еле заметно мотнул головой:

– Плохо.

Но пока это слово долетело до моих ушей, он провалился в беспамятство.

Мне здесь было не место. Кое-кто счел бы большой угрозой присутствие такой, как я, – отверженной богами – в святой обители исцеления.

Но я смотрела на лежащего, и в голове было одно: мой давний визит в Дом Камня. Множество маленьких строений, разделенных дождем. Нет ничего печальнее такого одиночества. А теперь оно навсегда.

И я осталась, держала его за руку, пока не опустились веки. А когда я глубокой ночью распахнула глаза, сердце колотилось как бешеное. В темноте я нащупала холодную поверхность камня. Я прижала к нему ладонь… воображая себя единой со всеми; под одной ладонью была теплая кожа Каменного, а под другой сотни тысяч других и сам Удел.

Глава 8

Макс

Когда я вернулся к Зериту, час был уже поздний. Стражники молча махнули мне, позволяя пройти. Мне не понравилась их беспечность. Она означала, что меня ждали. Что Зерит знал – я вернусь.

Когда я открыл дверь, Зерит непринужденно развалился за столом в библиотеке и всем видом показал, что не удивлен.

– Максантариус. Какая неожиданность. – Он улыбнулся и скроил чрезвычайно удивленную мину. – Ты еще не смирился с последней частью нашего разговора?

– Моф Ретам, – сказал я. – Новобранец. Он в отделении командира Чарла. Хочу забрать его к себе.

– Новобранца? Зачем?

– Отдаешь его мне или нет?

Зерит передернул плечами:

– Отлично. Чарлу, думаю, это все равно. – Он покосился на меня. – Я понимаю это как официальное согласие на щедро присвоенный тебе ранг, генерал Фарлион.

У меня кожу закололо от такого именования. А когда я услышал свой ответ, покалывание перешло в мурашки.

– Да, согласен.

Его бодрое: «Рад слышать» – догнало меня уже в дверях.

На полпути по коридору я остановился. Из-за угла вывернула Нура, и мы молча уставились друг на друга.

На миг меня ошеломила мысль, что с прошлого раза, когда я видел ее в этом доме, все у нас переменилось. Тогда была жива моя семья. И я любил Нуру, бесконечно доверял ей. Теперь это представлялось жестокой шуткой. Теперь здесь нас обоих окружало все, что отняли война и Решайе. А оказались мы тут из-за нее.

– Открылась великая тайна, – заговорил я. – Сколько всего было, и все ради одного удара.

Она чуть заметно переменилась в лице:

– Не так все просто.

– Разве? На мой взгляд, выглядит так, будто ты готова убить тысячи ради… чего? Короны? Вот зачем тебе понадобилась Тисаана?

– Ты будто забыл, что я исполнила все ее желания.

Я захлебнулся воздухом. Подумать только: было время, когда именно это ее умение меня восхищало – ее способность отшелушить чувства, быть беспощадной. Она всегда была лучшим солдатом, чем я. Десять лет, чтоб мне лопнуть, понадобилось, чтобы понять, какую она заплатила цену.

– Не понимаю тебя, Нура. – Я отвернулся. – Не понимаю, как ты можешь, глазом не моргнув, говорить так в этом доме.

Я не ждал ответа. Я уже прошел половину коридора, когда Нура окликнула:

– Макс, ты сказал Зериту, что возглавишь войска?

Я придержал шаг. Не оглянулся. Ей хватило моего молчания.

– Это окупится, – сказала она. – Даю слово.

Я чуть не расхохотался. Как будто ее обещания еще чего-то стоили!

Когда я в первый раз продавал душу Орденам, я хоть был молод и глуп – не понимал, что вгоняю кинжал себе в живот.

В этот раз я чувствовал каждый дюйм стали.

Ту ночь мы с Тисааной проспали в садовом флигеле. Я не шутил, когда говорил ей, что не могу оставаться в этом доме. Да и теперь, свернувшись рядом с Тисааной на койке в холодном домике на краю поместья, я все еще ощущал над собой его стены. Думаю, дело было в запахе. Едва попав сюда, я и с закрытыми глазами мог бы сказать, где очутился. Этот запах сосны и железа в считаные мгновения отбросил меня на десять лет назад. И не отпускал.

Я смотрел в потолок, на пробивающиеся между стропилами лунные лучи. Тисаана спала, но чутко, неглубоко. Ее руки и ноги переплелись с моими – как корни в земле.

Одна фраза застряла у меня в памяти: «Завтра я ухожу воевать за Зерита Алдриса».

Нелепые слова, отражающие страшную, кривую правду.

Я с горечью вспоминал, каким был пять лет назад. Когда, еле выбравшись из притонов Севесида, пытался окружить садом свою хижину в глуши. Тогда я рад был бы там и залечь, как камень посреди бурного потока.

Не знаю, жалел я того себя или завидовал ему. В том человеке была уверенность. Он был уверен: нет в этом мире ничего, что стоило бы спасать. Он был уверен: если что-то и стоит спасения, он все равно ничем не может помочь. А больше всего он был уверен, что никогда, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не окажется больше на поле битвы.

Я тосковал по той уверенности.

Но зато…

Я снова ощутил руку Тисааны на своей груди. Тепло ее дыхания под подбородком. Щекотавшую мне нос прядь волос.

«Зато, – подумал я, – есть это».

Было за полночь, когда я осторожно откинул колючее одеяло. Выпутался из рук Тисааны, сунул ноги в незашнурованные сапоги и встал.

От холода за дверью застучали зубы. Вознесенные над нами, я и забыл, как холодны ночи здесь, на севере, в это время года. Я не додумался прихватить куртку, но засунул руки в карманы штанов и зашагал по дорожке к большому дому. Людей вокруг было теперь не много, суета затихла, и установилась жутковатая тишина.

Идти до дома было не близко. Я не пошел в главные ворота – обогнул сзади, через площадку, где когда-то Брайан муштровал меня, загоняя до того, что я меча не мог удержать, – и дальше по дорожке, где когда-то мы носились наперегонки с Атраклиусом. В ряду деревьев угадывался в темноте просвет дорожки, что когда-то вела к домику Киры.

Маленькая дверца пряталась под одним из балконов – совсем неприметная в сравнении с великолепием парадного входа. Я провел пальцами по дверному косяку с внутренней стороны. Что-то внутри сразу напомнило, где она – та щербинка, которая, если знать, как нажать, высвободит язычок замка и позволит повернуть ручку. Нашел ее когда-то Атраклиус. Мы, дети, считали ее своей тайной. Каждому случалось иногда незаметно выбираться из дома. Даже Брайану.

Я проскользнул в дверь.

Так тихо было… Все, кто здесь обитал, расположились