нем видела невысказанное сомнение, оседавшее на молчании, как туман на запотевшем стекле.

– Иногда я боюсь, что всему этому не будет конца, – пробормотала я.

Он помолчал, прежде чем ответить.

– Иногда я тоже. – Он отставил бокал, опустил глаза в стол. – Но я для того так рвался в целители, чтобы чинить то, что сломалось. Пусть даже мои способности так хорошо подходят… для разрушения.

«Подходят для разрушения»… Я вспомнила, как выглядело исцеление силами Саммерина: мышцы, жилы, кожа стягивались будто по собственной воле. Еще я вспомнила, как ощутила его власть над моим телом, когда не сдержала Решайе, – тогда, в казарме рабов в Трелле.

Он сделал то, что был должен, и я была тому рада. Но солгала бы, сказав, что не вижу темной стороны его силы. И Саммерину, наверное, приходилось отталкивать ее так же, как мне – мою.

– Понимаешь, человеческое тело – великолепная машина. – Он говорил будто бы сам с собой. – Все мускулы, сосуды, нервы безупречно согласованы. Но это согласие так легко нарушить. Боец я так себе, но на моем счету больше убитых, чем у остальных в моей части. Я убиваю умело. Вот они и не хотели меня отпускать.

При этих словах он брезгливо наморщил нос, и по спине у меня прошел озноб.

– Как ты вырвался?

– Я им был нужен ради Макса, когда в нем обитал Решайе. Но все равно они ждали от меня работы воина, а не целителя. Макс тогда поднажал. Сказал, что ему необходим целитель и почему бы не я, раз уж я все равно его оседлал. – Слабая улыбка. – Это, конечно, он так выразился.

Я улыбнулась. Конечно он.

– Мне трудно представить тебя кем-то, кроме целителя, – сказала я. – Тебе это так подходит.

– По правде сказать, Тисаана, целительство – это война. – Он только теперь вскинул на меня глаза, и в них под обычным спокойствием мелькнуло что-то острое и шершавое. – Действуешь иногда чисто по наитию. И бывает, вопреки всем стараниям, проигрываешь бой. Исцелять по любому счету труднее, чем убивать. Но это уж всегда так. Я прошел обе дороги. Разрушать просто. Создавать трудно.

Он откинулся назад, глубоко затянулся из трубки. И когда заговорил снова, улыбка сползла с его губ.

– Но дело того стоит, – сказал он. – Это дело всегда того стоит.

Мне выделили комнату в гостевом крыле дома. Здесь не пахло смертью, как в главных жилых помещениях, и в Решайе эта комната тоже не всколыхнула воспоминаний. Но все же я, лежа в темноте, костями чувствовала отсутствие Макса. А ведь я привыкла терять тех, кого люблю. И не ждала, что у одиночества окажутся такие острые зубы.

Решайе обвился вокруг моей боли, как струйка дыма вокруг чашечки трубки. Я чувствовала, как он перебирает и с любопытством рассматривает мою печаль.

При других обстоятельствах я бы ее отняла. Сейчас слишком устала.

«Ты знаешь это чувство?»

…Я знаю печаль…

«Не печаль. Скорее это…»

Что «это»? Я показала ему, что пережила, оставляя за спиной Серела, как с тех пор каждую минуту мечтала его вернуть. И еще сочащуюся кровью рану от потери матери, хотя с тех пор прошло столько лет, что ее черты стерлись в памяти.

…Горе… – пробормотал Решайе.

Я удивилась: ему понятно горе?

«Пожалуй, это можно назвать горем. Боль от чьего-то отсутствия».

…Для меня было таким горем лишиться Максантариуса. Пока не появилась ты…

Я подавила отвращение. Мне хотелось сказать: «Какое у тебя право грустить по нему, тосковать? После всего, что ты с ним сделал?» Но я старательно спрятала эти мысли, скрыла их там, куда Решайе не дотянуться. И спросила его:

«А что было до того?»

…До того ничего не было…

«А другие люди, носившие тебя в себе?»

…До Максантариуса была белизна, белизна, белизна. Другие были. Но теперь они всего лишь разбитое окно в иные жизни…

Запах моря, женщина глядится в зеркало, убирает от глаз медные волосы. Вкус малины.

«А до того?»

…До чего?..

«Когда у тебя не было других. Или всегда были?»

Молчание. Горестная пустота.

…Не думаю… – прошептал он. – …Может быть, что-то было. Но не помню что. А может быть, всегда только ненужные, разрушенные другие…

Протянутые сквозь травы руки. Снова и снова. Золото под солнцем. Блестящая чернота и отраженное в ней лицо, которое никак не разглядеть, сколько бы ни ворошил свою память Решайе.

Это было почти… по-человечески. Такая грусть.

«Чего ты хочешь, Решайе?»

Долгое молчание. Я чувствовала, как зацепил его мой вопрос.

…Я хочу историю…

«Историю?»

…История – это доказательство, что существует нечто между жизнью и смертью Я так долго существую между. Я хочу… – Он пошарил в поисках нужного слова, не нашел. – …Я хочу чего-то настоящего. И хочу жизни или смерти – вместо того ничто, что между…

Я сморгнула удивление. Не знаю, чего я ждала от него, но только не желания смерти. Хотя разве бы я ее не желала, живи я, как он?

«У нас есть дело, – пробормотала я. – Надо показать им все, на что мы способны. И делать это надо очень осторожно. Но если ты мне поможешь, Решайе, я обещаю тебе историю. И я придумаю, как дать тебе смерть».

…Разве я могу тебе верить? Ты столько раз меня предавала…

Арена. Руки Макса касаются моего тела. И как я отрезала Решайе в доме Микова.

«Я не сумею доказать тебе, что не лгу. Придется просто мне довериться».

…Доверие!.. – с гадким смешком выплюнул Решайе. – …Люди так дорожат такими вещами. Верой без причины…

«Или тебе придется со мной схватиться, и победа будет за мной. Как тогда, в Трелле».

Хотя иногда я гадала: осталась ли победительницей? Или сделала то, чего хотел от меня Решайе либо какая-то его часть?

Долгое молчание.

«Выбор за тобой», – сказала я и плотно задернула занавес сознания.

Передо мной тоже был выбор.

Правда, я не выбирала войну за Зерита. Но пусть не все в моей власти, все же что-то решаю я.

Я хочу победить. И хочу победить быстро. Я всю жизнь выкрадывала малые осколки силы из жадных лап треллианских лордов. Я умею сложить из осколков что-то большее.

Я для того и создана.

Глава 10

Эф

– Что ты здесь делаешь?

Разбудивший меня голос наждаком прошелся по налитой болью голове.

Я с усилием разлепила веки. Шея болела. Щека лежала на черном шелке, поясницу свело, лицом я уткнулась в край кровати. Воспоминания расплывались в выпитом накануне спиртном.

Старая целительница презрительно смотрела