Журавлев нервничал: прибывшая из Москвы для расследования причин пропажи вертолета следственная бригада рьяно принялась за работу, и он боялся, что столичные сыщики начнут совать свои носы и в другие дела – нераскрытые, например, или прекращенные без соблюдения надлежащих процессуальных норм. А таких у него было предостаточно.

– Ну рассказывай, как дело было.

– А чего рассказывать? – Петя нервно теребил массивный замок «молнии» на своей летной куртке. – Не мог я в этот день полететь, ну и попросил Серого меня заменить…

– «Попросил»?! – грозно сверкнул глазами Журавлев. – Не вздумай об этом московским следователям болтать. Мигом упекут за нарушение правил полетов. А почему полететь-то не мог?

Петя застенчиво улыбнулся:

– Ну знамо дело почему. Раздавили с ребятами вечером по полбанки, какие уж с утра полеты.

Капитан вконец разозлился:

– Балбес ты, Петя. Ну кто же о таких вещах в милиции говорит? У тебя соображалка работает? Я же должен твои показания в протокол допроса занести. Что ты мне тут мелешь?

– Ну, дядь Саш, вы же записывать не станете. А то меня с работы уволить могут.

– Так я о чем тебе и толкую! – Журавлев понизил голос. – Не болтай лишнего. «Дядь Саш»! Здесь дядьев нету. Здесь правоохранительный орган!

Он достал из ящика стола чистый бланк.

– Значит, так и запишем: гражданин Осколков шестого сентября был нездоров. Поэтому в рейс на Златоустовск полетел Дегтярев. Небось тоже выпимши был.

Петя протестующе замахал руками:

– Да что вы, дядь Саш. Он спиртного в рот не брал, а тем более перед полетом.

Капитан продолжал корпеть над протоколом:

– Согласно показаниям Петра Осколкова, вертолет был в полном порядке… Да?

Петя вздохнул:

– Ну это если не считать того, что движок последний раз два года назад ремонтировали, шасси на ладан дышит, и в салоне отопление не работает.

Журавлев грозно сдвинул брови:

– Ты только гляди, об этом не распространяйся! А то Дмитрия Борисовича, твоего начальника, подведем. Он же не виноват, что фонды не отпускают. Пишу: вертолет был в полном порядке…

– А что там слышно, дядь Саш, никаких следов не нашли?

– Нет. Хоть бы обломок какой или «черный ящик».

Петя беспокойно заерзал на стуле.

– Я вам по секрету скажу. – Он наклонился к капитану и зашептал: – Мы этот «черный ящик» того…

– Чего – того, – насторожился Журавлев.

– Ну-у, в общем… отключили мы его.

Тот закрыл лицо руками:

– Зачем?!

– А эта бандура только место занимает. Я на его место магнитофон вставил. И потом, в хвостовой части еще один есть, правда, он не работает…

– Как тебе это удалось? Вертолет же без «черного ящика» не полетит?

– А я Гришу попросил, механика с трансформаторной. Он в этих делах сечет.

– Ты хоть понимаешь, что за это и посадить могут?!

– Дядь Саш, но вы ведь никому не скажете? А?

Журавлев покачал головой:

– Час от часу не легче. Ладно, пишем дальше. «…Был в полном порядке».

Петя разглядывал свои ногти. Были они, мягко говоря, не очень чистые.

– Серегу жалко. Мы ведь с ним вместе в летное поступали. И учились вместе. А тут вон какое дело. А может, он жив, как вы думаете?

– Куда ж он подевался? В Китай, что ли, слетать решил?

– А может, он раненый где-нибудь лежит?

– Не думаю. Хотя… Уж, поди, три дня ищут.

Петя задумался. В кабинете участкового инспектора начальника милиции поселка Февральский раздавалось лишь пыхтенье капитана Журавлева, сочиняющего протокол.

– Нет, – наконец проговорил Петя, – не мог наш «Миша» просто так взять и в тайгу свалиться. Я на нем уже почти пять годков летаю. Ну да, мелкие неисправности были. Но чтобы лететь отказывался – такого не было.

Журавлев продолжал строчить.

– А что он вез-то? Спецгруз с приисков, как обычно.

– Я вот тебе дам «спецгруз»! Это секретная информация!

– Да ладно вам, дядь Саша. Об этой «секретной информации» каждая собака в Февральском знает.

– Скажу тебе по секрету, – покосившись на дверь и прикрыв рот ладонью, прошептал Журавлев, – скорее всего, из-за этого груза вертолет и пропал.

– Ну, – отмахнулся Петя, – это и так всем ясно. А много там золота-то было?

– Килограмм сорок песку и полтора – в самородках.

Петя присвистнул:

– Порядочно… А кто грузы проверял?

– Фомин, Коля.

Выйдя из милиции, Петя сразу же отправился на грузовой терминал аэродрома. «Поспрашиваю-ка я у этого Фомина, мать его за ногу. Может, следок какой покажется».

Поселок Февральский можно было пройти из конца в конец максимум за полчаса. Это был типичный таежный городок, построенный в середине шестидесятых и с тех пор почти не изменившийся. Площадь, с серым кубом здания городской администрации, бывшего поссовета, да черная статуя вождя мирового пролетариата, указывающего путь в светлое будущее, были, пожалуй, единственными его достопримечательностями. Все остальные постройки представляли собой ветхие, давно отжившие свой век хрущевки барачного типа, в тесных комнатушках которых ютились неизвестно зачем свезенные сюда со всех концов Советского Союза люди, их дети и внуки. Петя был коренным февральчанином. Он здесь родился, ходил в школу, теперь водил вертолет по окрестным населенным пунктам – в большинстве почти не отличавшимся от Февральского. Три года, проведенные им во Владивостоке, в летном училище, были единственным временем, когда он жил вне родного города.

По дороге Петя зашел в продмаг и приобрел бутылочку «Русской» – не с пустыми же руками идти.

Фомина он знал давно. Когда в начале девяностых Петя пришел работать на «Мишу» – так любовно пилоты называли вертолеты «Ми-8», – он уже был инспектором по полетам. Мужик он был свойский, выпить не дурак, так что в пропаже вертолета был вряд ли замешан. В его обязанности входило проверять грузы и следить за тем, чтобы на борту не было чего-нибудь легковоспламеняющегося и взрывоопасного.

Фомин, как обычно, сидел в своей каптерке и попивал чаек.

– А, Петюня, заходи, – ногой выдвинув табуретку из-под стола, сказал он. – Садись, сейчас чаю хлебнем.

– У меня кое-что получше есть.

Петя достал из брючного кармана бутылку и со стуком поставил ее на стол.

– О-о! – потирая руки, воскликнул Коля. – По какому случаю?

– День лесоруба. Отметить надо.