Без лишних слов передал артефакт лекарю. Мысленно пообещал себе: если он поставит к утру всех неходячих пусть не на ноги, хотя бы на костыли, лишь бы двигались самостоятельно, я ему в свою очередь памятник поставлю.

Попутно выдал ему из наследства мага добрых размеров квадратный флакон темного стекла, в котором плескалась бурая едкая жидкость, аналог йода. Бинты и так называемые берлисты отдал еще раньше. У наемника из медицинских препаратов обнаружилась только стеклянная колба с мелким серым и весьма пахучим порошком. Местный кофе?

Лекарь неодобрительно покачал головой. Кажется, это ни разу не лекарство и даже не специи, а вполне может статься – наркота. Выкинуть не решился, просто отложил увесистую емкость «дури» в сторону. Сегодня мне пришлось убивать разумных существ. Так почему я не могу продать им эту отраву в случае финансовых затруднений? Конечно, законность и цена вопроса, как и поиски «достойной» клиентуры, еще долго будут неактуальны. Посмотрим, может, еще передумаю. Потаскаю завтра свой ранец с моим плечом, так не только этот порошочек в кусты полетит, но кошель с монетами вполне может показаться лишним…

Еще у наемника в хабарнике обнаружился мешочек с тремя десятками пуль. Все оказались с рубашкой из желтого сплава, отчего отдавать их в переплавку – затея бессмысленная, если не сказать преступная. Как и в случае с револьвером, пули к нарезной винтовке изготавливаются здесь на заказ, и до ближайшего оружейника невообразимое количество километров. Значит, мне предстоит не только руководить боем, но и поработать главным стрелком отряда. Не меньше полусотни выстрелов к ружью у меня в запасе. Можно резервный гамион не заряжать: если довериться опыту мага, «свежего» хватит весь наличный боезапас перекидать во врага…

Из своего ранца добыл два рулона мягкой холстины – портянки что надо. Весьма своевременно. Ноги в сапогах чувствовали себя крайне некомфортно по вполне понятным причинам.

Не успел я продолжить знакомство с солдатами, из разведки вернулся Молчун с двумя бойчишками. Второй в моем подразделении мастер-стрелок оказался вылитой копией Буяна, разве только волосы чуть темней и кудрявые да глаза не голубые, а карие. А так – точно такой же суровый профи, даже вооружен так же – арбалетом и короткой саблей в грубо сработанных ножнах и боевым ножом.

Разведчики приволокли два ружья, полные заплечные мешки трофеев и две изрядные охапки хвороста. С видом героя дня вернувшийся мастер-стрелок уселся у костра, украдкой поглядывая за моими манипуляциями с грузами. Я тем временем освобождал трофейную сумку для нужд лекаря, перекладывая вещи в опустевший после выдачи продуктов и медикаментов ранец. Не представился, как положено, этот Молчун. С таким характером и заслужить повязку мастера? Да он никак полдюжины черных баронов придушил и трупики под порог княжеского терема сложил. Вот, еще и этого теперь под присмотром держать!

Приведенный Молчуном солдатик потолокся у костра, походил среди раненых, тихо выспрашивая про Максима Ушастого из второй роты. Потом кто-то из стрелков шепнул новоприбывшему, что я офицер. Парень, несмотря на упреждающий приказ «вольно», вытянулся и представился рекрутом Нилом. После чего замялся, но продолжал «преданно есть меня глазами». На незаданный вопрос о судьбе его товарища я ответил правду. После чего отправил рекрута к лекарю: мизинец на его правой руке висел багровым лоскутом, на куртке и штанах темнели кровавые потеки. Видимо, получил в горячке боя картечи под кожу или еще какие раны – сейчас их не чувствует, а потом они могут загноиться.

Второй спутник Молчуна под мои представления о солдатах и наделенных разумом людях никак не подпадал. Нет, конечно, выглядел он как человек и в лагерь пришел на ногах. Босиком. Зато одежда у него имелась – грязные до последней крайности лохмотья стрелецкого мундира. У костра между солдатами странный человек предпочел ползать, а те, словно, подыгрывая ему, гладили по загривку, как собаку. Вместо членораздельной речи издавал мычание. Сначала я принял эти закидоны за проявление горя – по приходе в лагерь «зверь» поскулил над телом госпожи, потыкался мордой в живот покойницы. Но и потом странности продолжились.

– Это Трындец, – пояснил усатый солдат по имени Дунай.

– Не понял тебя, солдат.

– Трындец. Блаженный, – терпеливо объяснил и закашлялся – сабельная рана в грудь – это не шутки.

Теперь дошло. Этакий Маугли в роли сына полка – на лицо «зверь» оказался весьма молод. Почувствовав мой интерес, юноша приполз к нам, и тогда стало ясно, что пожилой солдат не ругался, а произнес кличку. И я увидел, что такое настоящий Трындец. По-другому и не скажешь. Усевшись по-турецки, подпоясанный не то кистенем, не то плетью, человекоподобный с любопытством наблюдал, как Фома накладывает повязку. Затем разразился радостным угуканьем и полез грязными руками в сумку. День клонился к закату, но я без труда разглядел, что у парня отсутствуют ушные раковины. Его собственные. Зато чужие – всевозможных калибров и степени сохранности имеются в изобилии. Разложив трофеи в причудливом беспорядке по сумке и коленям, он по очереди приставлял мертвечину к своим жутким шрамам. Мычанием и характерным движением подбородка «зверь» обращался к тому или другому солдату за одобрением композиции. Что удивительно, княжеские стрельцы откликались одобрением, если пара совпадала, и наоборот, всячески критиковали ущербный дизайн из ушей неподходящего размера.

Фома, заканчивающий свою работу по уходу за ранеными, обернулся ко мне за поддержкой. Что ж, в каждой избушке свои игрушки. Пора подофицеру четвертого класса навести порядок в этом балагане!

– Вашбродь, дозвольте, – обратился к нам с лекарем тяжело раненный в грудь солдат. – Трындец хочет, чтобы прирастили ему ухи. Он долго выбирал и хочет эти.

Он перевел нам жуткую пантомиму настолько спокойно, что отсутствие диплома и практики не помешали мне мгновенно поставить ему диагноз. Тем более что он говорил искренне и серьезно. При этом солдат четко осознавал, что ему суждено остаться на этом острове посреди болота. Он недоумевал, почему невесть откуда взявшийся офицерик тратит на них магическую силу, делится пищей и медикаментами. Он, уже смирившийся с неизбежной смертью, просто не готов был понять и принять отказа. Раз уж его, бесполезного, выхаживают, то неужто столь щедрому магу сложно прирастить мальчишке-охотнику куски чужой плоти? Тем более в коллекции огромный выбор совсем свежих, сегодняшних…

Куда, тудыть их восемь раз через коромысло, смотрит здешняя призывная комиссия? Как, я спрашиваю, как понять мне этих людей? Лишенные командиров «мужланы», вооруженные хламьем, истребленные на две трети в подлой засаде, каким-то образом организовались, вернулись на поле боя и со страшными потерями отбили у врага не знамя, не казну, а тело женщины, которую называют госпожой. После чего забились в медвежий угол и за редким исключением потеряли разум. Ну, если трюк с «госпожой» еще как-то можно объяснить, например любовью к родине, к матери, что сконцентрировалась на конкретной земной женщине, то наличие в отряде всеобщего любимца Трындеца в моей голове не укладывалось совершенно. Нет, пора прекращать. Рассудок дороже. Слетевший с катушек маг-неумеха фору даст любой обезьяне с фугасом.