Багаж тащила вся семья. Из холла навстречу гостям вышла Молодуха. Она показала на Юго и что-то сказала. Наверное, что таскать чемоданы — его работа и что ему за это платят. Гость рассмеялся и что-то ответил. Наверное, что чемоданы совсем не тяжелые. Однако поставил чемоданы на землю и протянул Молодухе руку. Юго тем временем внес в холл два чемодана и вернулся за теми, которые нес мужчина.

Шпрехер сунул бинокль обратно в засаленный кожаный футляр и повесил его на гвоздь, вбитый в дверь хлева. Потом занялся уборкой навоза.

Еще во время эфлеража Соня поняла, что мадам Ланвэн ей противна. Эфлераж — это техника, которой начинается и заканчивается классический массаж. А Соня в этот день не могла себе позволить ничего, кроме классического массажа. Она специализировалась на некой комбинации классического массажа и шиацу, но на это у нее сегодня не было сил. «Если ты не ощущаешь свою хару, ты не можешь делать шиацу», — гласила первая истина, которую ей открыл ее учитель. А Соня сегодня явно не ощущала свою хару. Ночью ей приснилось, что ее столкнули откуда-то сверху прямо в бушующий водопад. Она успела ухватиться за сук дерева и повисла над пенящейся и ревущей бездной, чувствуя, что пальцы вот-вот разожмутся. Когда она с криком проснулась, рев водопада не прекратился. До нее только через несколько секунд дошло, что это шум ветра, трепавшего ветви березы за окном. После этого она долго лежала без сна и думала о предстоящем первом сеансе массажа. В шестнадцать часов, мадам Ланвэн.

Соня уже несколько лет не делала массаж. Если не считать тех редких случаев, когда она массажировала Фредерика.

Обычно это не играло особой роли. Она могла притвориться, что все идет как положено. Пациенты чаще всего этого не замечают. Но человека, который специально приехал из Бельгии и сразу же записался на массаж, из чего следует, что для него это привычное занятие, не проведешь.

Пока ветви березы медленно выступали из светлеющей предутренней мглы и просыпались первые птицы, Соня мысленно листала свой старый учебник и вызывала в памяти иллюстрации основных приемов массажа. Потом наконец провалилась в зыбкий, беспокойный сон, но вскоре проснулась с таким ощущением, как будто на ней всю ночь возили воду.

Мадам Ланвэн, прикрытая махровым полотенцем, лежала на животе. Положив руки с растопыренными пальцами на ее поясницу справа и слева от позвоночника, Соня уже готова была приступить к поглаживанию спины и лопаток, чтобы пациентка привыкла к ее рукам. Но на спине мадам Ланвэн краснел глубокий след от бюстгальтера, и Соня по каким-то непонятным для нее причинам не могла к нему прикоснуться. Как когда-то в детстве, когда она панически боялась наступать на зазоры между плитами.

Ее пальцы нерешительно поползли по спине, но перед красным отпечатком оторвались от кожи и вновь приземлились чуть выше, оставив препятствие позади. Это был хоть какой-то, пусть временный выход.

Раньше с ней такого не случалось. Она знала, что начинающие массажисты иногда испытывают отвращение к своим пациентам. Кое-кому из тех, что учились вместе с ней, после первого полугодия даже пришлось бросить курсы. Но у нее самой никогда с этим не было проблем.

Во внешности мадам Ланвэн не было ничего отталкивающего. Чуть больше сорока лет, ни толстая, ни худая, вполне ухоженное, здоровое тело. Никаких недостатков кожи, никаких неприятных запахов. Единственное, что Соню в ней раздражало, был этот красный след от бюстгальтера и резкий отпечаток квадратной застежки на бледной, матово-блестящей коже. Соня закрыла глаза и попыталась абстрагироваться от мадам Ланвэн.

Но та напомнила о своем присутствии тихим, блаженным вздохом. Соня прикрыла ее спину и обнажила ноги. Положив руки на лодыжки, она медленно провела пальцами по икрам и подколенным чашечкам и добралась до бедер. Но тут она почувствовала колкость удаленных и вновь отрастающих волос и отдернула руки, как будто ее слегка дернуло током.

— С тобой такое бывает — что пациенты внушают тебе отвращение?

— Только с пациентками, — ухмыльнулся Мануэль.

— Раньше со мной такого не бывало. Мне как-то удавалось абстрагироваться. Конечно, попадались такие, которые мне не нравились, но я спокойно прикасалась к ним, и у меня не было никаких неприятных ощущений.

В помещении для персонала было несколько шкафов, душ, туалет, лавабо, холодильник, кухонный уголок, телевизор. Посредине стоял стол с шестью стульями. Соня и Мануэль сидели за столом и пили чай. Работы у них было немного. Пока приехало всего двенадцать человек, и, кроме мадам Ланвэн, никто не изъявил желания воспользоваться услугами медицинского персонала.

— Если от них воняет, вот тогда я тоже испытываю дискомфорт. Одного даже отправил в душ.

— От этой не воняло. Наоборот — Жан Пату, «1000». Но я все равно с трудом заставляла себя прикасаться к ней. Какая-то она была противная на ощупь…

— Сколько ты не работала?

— Шесть лет.

— Значит, ты просто отвыкла прикасаться к чужим людям.

— Ты хочешь сказать, что у меня теперь будет так со всеми?

— Я знал одного массажиста. Ему пришлось бросить эту работу. Именно поэтому. Сейчас он работает мусорщиком.

Мануэль оглушительно расхохотался. Соня тоже улыбнулась.

— Я спросил его, неужели копаться в мусоре приятней. Он сказал нет, но там он хотя бы может надевать перчатки.

Мануэль опять рассмеялся.

В тот день, когда Соня увидела радугу в горах, она осталась вечером в номере. Но на следующее утро все же взяла себя в руки и пошла на завтрак в служебный ресторан. Там она и разговорилась с Мануэлем. А поскольку им обоим было немного одиноко, они подружились.

— Нет, кроме шуток — если ты действительно не можешь к ней прикасаться, я возьму ее. Мне это ничего не стоит.

— А что ты ей скажешь?

— Ничего. Просто в следующий раз она придет, а вместо тебя выйду я, вот и все.

— А если она спросит про меня?

— Не спросит.

— Почему ты так уверен?

— Потому что я могу прикасаться к ней.

Сонин мобильный телефон просигнализировал поступление нового письменного сообщения.

что делаешь?

наслаждаюсь рето-азиатской кухней

одна?

с коллегами а ты?

ганс-петер

все еще?

опять

ну счастливо

У стойки, в обшитой кедром стене было прорублено окошко, через которое повар подавал готовые блюда. Из этого окошка была видна часть зала для гостей.

Педер Беццола снял свой поварской колпак и выглянул в окошко. Он просто обязан был посмотреть на гостей, заказавших карри из оленины под красным соусом, сатэ из косули и жареного цыпленка с имбирем и соусом «Чили». Это были две женщины и мужчина. Гости или сотрудники «Гамандера». Скорее сотрудники, потому что одна из женщин уже была здесь, еще до того, как отель открылся, говорила Нина, которая ее обслуживала.