— Пусть посидит пока в чистилище для журнальных советчиков: — Слим изучал фотографию моего брата. — И что же ты теперь будешь делать?

— Соглашусь с урезанной зарплатой. Постараюсь выкроить на оплату жилья.

— Предоставь это мне, — быстро сказал Слим. — Пусть оплата тебя не беспокоит. С деньгами, которые обещают мне дружки на бирже, я, наверное, в любое время смогу купить этот дом.

Мой брат кисло усмехнулся. Наверное, подумал: «Хорошо бы увидеть лицо Картье, когда Слим подкатит к нему с этаким предложением». Я легонько сжала брату локоть.

— Все будет хорошо. Я оплачу свою долю из временного заработка. Кроме того, я великолепно умею готовить из дешевых продуктов. Мы будем сыты, по крайней мере, до тех пор, пока нам не надоедят пироги с тунцом.

Вернув Павлову письмо с макетом, Слим тоже попытался поднять ему настроение.

— Я наговорил тебе всякой ерунды про рубашку. — Он бросил на друга взгляд исподлобья. — Я ошибался. Ты отлично здесь выглядишь.

Сверившись с фото, Павлов смял письмо в кулаке.

— Я похож здесь на фрукт, — выдавил он и тут же попросил позволения удалиться.

Мы молча смотрели, как он направляется к лестнице. И лишь после того как мой брат защелкнул за собой задвижку, Слим повернулся ко мне:

— Что ты ему тут наговорила?

— Когда?

— Про двух партнеров сразу, — осклабился он совсем по-волчьи.

— Ты подслушивал?

— Отнюдь нет. Дело в том, что молодые люди улавливают определенные фразы на расстоянии в тысячу шагов.

— Как это?

Слим пожал плечами.

— Врожденный интерес к чужой сексуальной жизни, наверное. Стоит девушке упомянуть, что она занималась этим с несколькими партнерами одновременно, и мы сразу вострим уши.

— К Павлову это не относится.

— Из всякого правила есть свои исключения. Ну, и как там все было?

— Что?

— Сама знаешь. В каком составе? Парень-девушка-парень? Две девушки, один счастливчик? Все трое — девушки?

— Это мое личное дело, — надменно парировала я, тем не менее наслаждаясь разговором. — Ты и сам наверняка не говоришь о себе всей правды.

Мгновение поразмыслив, Слим признал поражение:

— Какими были бы наши отношения без этих маленьких секретов, а?

— Именно, — согласилась я, присаживаясь за кухонный стол.

Слим выдернул из кармана спортивных брюк собственный конверт и распотрошил его.

— От дельцов с биржи, — сообщил он мне. Заняв стул напротив, он развернул письмо. — Хоть кто-то из нас не бедствует.

Я наблюдала, как его глаза пробежали по странице и застыли как вкопанные в самом низу. Похоже, Слиму никак не удавалось расшифровать подпись.

— Может, поделишься новостями? — наконец спросила я.

Слим поднял голову. Лицо у него было бледное и напряженное, совсем как у Павлова, и я испытала дежа вю: утренние события пошли по второму кругу.

— Они не могут поступить со мной так, — едва слышно выдохнул он. — Ведь правда?

Стало быть, я — нечто вроде неразменного пенни, который вечно возвращается в карман, даже вопреки желанию владельца, и несет с собою одни неприятности. Раз, другой, а там, глядишь, и всю дальнейшую жизнь, — такое у меня сложилось впечатление. Павлов нашел убежище в своей комнате и предавался там невеселым размышлениям — скорее о собственных бедах, чем о страдающих от безнадежной любви подростках. Слим тем временем продолжал уверять, будто во всем этом нет и не было моей вины. Нет, меня никак нельзя винить в том, что у брата начались нелады с колонкой, как и в том, что его самого выплюнул деловой мир.

— Бывает, цены на акции взлетают до небес, — повторял он, — а потом на бирже случается кризис, и они падают.

— В твоем случае они упали камнем, — заметила я. — Слим, да эта компания даже не успела подержаться на плаву, прежде чем пойти на дно. Куда и утащила за собою твой веб-сайт.

— Слыхала выражение «Никогда не верь хиппи»? Я скажу иначе: никогда не верь парням в деловых костюмах… особенно если пиджак висит на манекене.

— Да где же у них мозги? Неужели они и впрямь воображали, что могут нажиться на тебе, тогда как их собственный бизнес кубарем катился к банкротству?

— Отчаянный жест. Наверное, хотели спастись. Теперь уже не важно. Очередной несчастный случай в Сети, не более того.

— Рано опускать руки. Ты еще оправишься от удара.

— Посмотри в лицо фактам. Я всего лишь заядлый сетевик, полный бездарь в смысле коммерции.

— Скорее ты — сетевой энтузиаст, — поправила я его.

— «Заядлый сетевик» звучит романтичнее, — возразил мне Слим. — «Канава сточная, где отражается луна…» Это про меня.

Мы лежали в постели, уставясь в потолок, который служил своего рода холстом для возникавших перед нашим отстраненным взором видений. Не скажу за Слима, но я изо всех сил старалась не воображать, как выглядит переработанный, изжеванный на макулатуру миллион фунтов. Заманчивые предложения о долевом участии обернулись крахом — поскольку теперь, обанкротились все, кому предназначались барыши. Компания, погубившая бизнес Слима, и сама разлетелась на клочки. Должна признать, Слим держался хорошо. Если бы мой собственный веб-сайт всосала виртуальная канализация, я бы переколотила мерзавцам все окна. Я имею в виду все те окна, за которыми сидит самый главный из всех дельцов. Переколотила бы, вволю наплакавшись сначала, да и потом тоже. Слим же держался молодцом. Он воспринял это как передачу хода в игре: шанс отвлечься, расслабиться, передать инициативу сопернику. Пожалуй, следовало бы поддержать его, постараться сделать так, чтобы его самолюбие не страдало, тем более что я и правда чувствовала вину. И ничего не могла с собою поделать: с какой бы стороны я ни пыталась взглянуть на ситуацию, мое появление в этом доме точно совпадало с моментом, когда благополучие обоих жильцов упаковало вещички и отправилось по другому адресу. Я повернула голову на подушке, чтобы еще раз повторить: «Прости меня, Слим». Я уже потеряла счет собственным извинениям с тех пор, как Картье застукал нас в одной постели, но мне это очень помогало, когда, просыпаясь по утрам, я встречала взгляд Слима.

— Циско, да прекрати же наконец извиняться, — ответил он на этот раз. — Не выдумывай, ты никого не сглазила. Ты не принесла в этот дом несчастье. Здесь нет проклятых. Просто такое иногда случается, и в такие минуты жизнь начинает казаться невыносимой. Но это все временно.

Его голос звучал на фоне щебета стекавших по оконному стеклу ручейков. Дождь не прекращался с того дня, как я впервые вошла под сень этого дома. Если погода и менялась, то лишь к худшему. Я вздохнула — глубоко и тяжко.