Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не. Темнота. Вить, у тебя на телефоне фонарик есть?
Витька достал телефон, включил фонарик. Стало светлее, но синий свет, исходящий из телефона, сделал все предметы резкими, острыми и какими-то…
Зловещими.
Даже Жмуркин, который обычно выглядел комично, здесь, в белом холодном мерцании, приобрёл мрачные черты вампира из старинного ещё чёрно-белого фильма «Носферату. Симфония ужаса». Такой же лысый, костистый, с блестящими глазами.
Витька постарался побыстрее просунуть телефон за дверь.
– Тут, кажется, окна занавешены, – сказал Генка. – Сейчас посмотрю, что…
Генка взял телефон.
– Осторожнее там.
– Угу, – ответил Генка.
Шаги Генки удалились в глубь дома. Стало тихо. Совсем тихо.
Витька и Жмуркин смотрели на чернеющий проём в двери.
– Что-то долго его нет, – не выдержал Жмуркин.
– Дом большой, – ответил Витька.
– Наверное, провалился.
– Куда провалился? – не понял Витька.
– Да мало ли куда провалиться можно? Вдруг там пол разобран? Или люк в подвал? Или волчья яма…
– Зачем здесь волчьи ямы? – перебил Витька.
– Да так. Мало ли… всего можно ожидать. Психопаты жили какие…
– Пойду посмотрю.
Витька решительно приблизился к двери.
– Погоди! – Жмуркин схватил Витьку за куртку. – Погоди, может, сам объявится…
Но Витька не стал годить, стряхнул жмуркинскую руку и просунулся в щель.
Темнота была абсолютной. Если в сенях висел серый, размывающий краски полумрак, то в доме господствовала абсолютная тьма. Пахло пылью и извёсткой.
– Ген! – позвал Витька. – Ты здесь?!
Генка не отозвался. Зато за спиной послышались скрип и ворчание – Жмуркин тоже просовывался в дверь. «Испугался, – улыбнулся Витька, – не захотел один сидеть. Ничего не меняется».
– Ну что? – спросил Жмуркин. – Видишь его?
– Ничего вообще не вижу, – отозвался Витька. – Надо подальше пройти.
– Куда подальше?! Сейчас сами куда-нибудь провалимся…
Но Витька не стал слушать Жмуркина, он вытянул перед собой руки и сделал осторожный шаг. Затем ещё один.
– Ты куда?! – заволновался Жмуркин. – А ну-ка стой…
Витька не слушал, аккуратно, стараясь не отрывать ногу от доски, стал прощупывать носком пол. Ничего. Руки Витьки продолжали ощупывать пустоту, под ботинками хрустело стекло, никаких признаков Генки. Только темнота.
– Нашёл чего? – спросил Жмуркин.
Витька обернулся.
Жмуркин тоже исчез. В темноте растворилась и дверь, сквозь которую они проникли в дом, и Жмуркин, и вообще… И вообще, Витьке вдруг показалось, что он находится не в доме, а в другом помещении, огромном, с далёкими стенами и высоким потолком, что он заблудился и если замолчит ещё и Жмуркин, то он, Витька, потеряется. Захотелось крикнуть, а ещё лучше рвануть в сторону…
Паника.
Витька глубоко вдохнул и взял себя в руки.
– Жмуркин! – позвал он.
– Я здесь, – отозвался Жмуркин неожиданно близко.
Витька шарахнулся в сторону, за что-то зацепился ногой и полетел в темноту.
Он врезался во что-то железное, упал на твёрдое, пребольно ударился коленом об острое и раскинул руки, чтобы не провалиться в волчью яму, уцепиться за края.
– Не двигаться! – послышался голос Генки. – Стоять на месте! А то ноги поломаете!
– Ты куда пропал? – плаксиво спросил Жмуркин из тьмы. – Мы тебя обыскались, думали…
– Да тут я, – ответил Генка. – Тут.
Вдруг стало светло.
Глаза отвыкли от света, и вспыхнувший солнечный луч показался Витьке ослепительным. Витька успел заметить, что Генка стоит возле окна и держит в руках край тёмной портьеры, или одеяла, или куска брезента, Генка чихнул и дёрнул за занавеску.
Пространство вокруг заполнилось светом и пылью.
Витька зажмурился и несколько секунд привыкал. Когда перед глазами перестали плясать синие круги, Витька сел и огляделся.
Комната была большой и просторной и внутри выглядела гораздо больше, чем дом снаружи. Избу сильно косило вправо, кое-где доски выдавились из пола и торчали волнами, из неровных стыков брёвен вываливался порыжевший мох. Мебели Витька не заметил, ни стола, ни стульев, ни шкафов, вместо всего этого вдоль стен располагались два сундука: один, красный, побольше, другой, неопределённого цвета, поменьше. Посреди комнаты стояла железная койка с пружинной сеткой. Вот и вся обстановка.
Ещё окна.
Генка изучал окно. Это было самое обычное окно деревенского дома, с широким подоконником, чтобы зимой ставить вторую раму, весной огуречную рассаду, а летом горшок с геранью. Вот только это обычное скучное окно было забрано крепкой решёткой. Решётка была приварена к толстым железным прутам, выведенным наружу через стены. Конструкция самодельная, но вполне себе монументальная, Витька взглянул всего разок и понял, что сломать это нельзя. Разве что автогеном.
Генка тоже это понимал, это читалось у него на лице.
Жмуркин стоял, упершись руками в большую белую русскую печку, поперёк лба шла полоса сажи.
– Какая странная кровать, – сказал Жмуркин, не отрываясь от печки.
– Чем же странная? – спросил Витька. – Койка как койка. У нас на даче точно такая же.
– Ты на ножки посмотри.
Жмуркин отлип от печки и подошёл к койке.
Витька поглядел на ножки. Все четыре были зачем-то помещены в стеклянные литровые банки.
– Оригинально… – сказал Витька.
Генка оторвался от изучения окна и тоже подошёл к кровати.
– Зачем… Зачем ножки в банках? – спросил Витька.
– Не знаю… – Генка помотал головой. – Если честно… Не могу даже предположить.
– Это колдовство, – заявил Жмуркин. – Дом колдуна…
«А ведь это очень удобно, – подумал Витька. – Удобно, когда все считают тебя придурком, когда все привыкли к тому, что ты придурок, когда «придурок» написано у тебя на лбу. Можно с искренним видом говорить всякую ерунду. Брякнул чушь – и ничего, все уже давно привыкли и не спорят особо, что с него взять?»
– Колдовство, – повторил Жмуркин. – Чистой воды.
– И что же можно наколдовать… – Витька оглядел комнату ещё раз. – С помощью железной койки и пол-литровых банок?
– Это защита, – объяснил Жмуркин с видом знатока. – Защита от земельных эманаций!
Генка крякнул.
Витьке слово «эманации» не понравилось. Особенно в сочетании со вспученными досками пола.