– Я прихожу и ухожу. В баре теперь занят частично. Нанял нового парня. Он смышленый, так что я дня три в неделю провожу на реке. Ни черта не ловится, зато хоть рыба чувствует себя в безопасности.

– Я бы и сама не прочь почувствовать себя в безопасности, – сказала Аннабель с видом женщины, которая сделала себе маникюр просто чтобы взбодрить себя на недельку.

Калхун снял очки, сложил их и убрал в нагрудный карман.

– Аннабель Гаскин, я никогда бы не подумал, что тебе нужно чувствовать себя в безопасности.

– Ты первый мужчина, кто мне это говорит, – сказала она. – И так многословно. Приму это за комплимент.

– А кто у тебя в бассейне работает? – спросил Калхун.

Она проследила за его взглядом, когда он кивнул через стеклянную гаражную дверь, и увидела черную шляпу Стиллуэлла, который двигался вдали спиной к кафе. Он орудовал шваброй, натирая пол гаража мыльной водой с отбеливателем из пятигаллонного ведра.

– Просто ковбой какой-то, – сказала она, сама гадая: почему сегодня Стиллуэлл выглядел как-то иначе? Даже его шляпа казалась теснее и ниже сидела на голове.

– А то смотрю, взялся тут из ниоткуда, – сказал Калхун.

– Я думаю наполнить бассейн, – сказала она, переводя взгляд на Калхуна. – Для Сэнди. Химия обойдется недешево, но у него в этом месяце день рождения.

– Спит он уже нормально?

– Более-менее. Уже лучше.

– Если могу помочь с бассейном, – предложил Калхун, – финансово…

Аннабель быстро продолжила:

– И он скоро выставляет своих кроликов на окружной ярмарке…

Их взгляды встретились. Они рассмеялись, и каждый отвел глаза.

– Ты счастлива? – спросил Калхун.

– Кому нужно это счастье, – ответила она и коснулась своего сердца. – Главное, я все искупила.

Он рассмеялся.

Аннабель оторвала его чек из блокнота и положила на край столика.

– Тут будешь?

– Назови меня «сахарком», и я вообще останусь, – сказал он.

Но она не назвала. Вместо этого задержалась, наблюдая, как он принялся резать свою яичницу и желток стал растекаться по его тарелке. При этом она чувствовала взгляды покупателей, устремившиеся ей в спину.

– Мне надо возвращаться за стойку, – сказала она. Это было не то, что она хотела сказать, но получилось именно это. Она подумала, что ее мать, наверное, сочла бы, что это даже к лучшему. По крайней мере, в этих словах не было ничего такого, о чем пришлось бы пожалеть.

– Спасибо за харч, – сказал он.

Аннабель обслужила двух ожидавших посетителей, затем вошла в узкую кухню и вышла через сетчатую дверь на дощатый настил за мотелем, где был слышен только гул кондиционера в гараже и дующий над полями ветер. Она вытащила из стены незакрепленный кирпич и достала из дыры смятую пачку «Мальборо» и черную пластиковую зажигалку. Зажгла сигарету и вернула пачку с зажигалкой на место, снова прикрыв кирпичом.

Она курила, стоя в тени крылатого коня.

В траве Аннабель увидела крадущегося кота – тот охотился то ли за мышами, то ли за кузнечиками.

Она подумала о Билли Калхуне. Он не заходил уже больше года. С похорон Тома. И она не курила с того дня.

«Интересно, курение – это грех?» – задумалась она.

Она всегда хранила это в тайне от мужа и сына, ей нравилось занимать этим руки, особенно когда Том был мобилизован, между тем как выдавать сдачу посетителям и складывать постельное белье. Сигареты помогли ей открыть немало писем со станции в Ку Чи. Их она читала на заднем крыльце фермерского дома по утрам, когда солнце лишь поднималось над восточными холмами. Там она сидела и курила, читала и плакала.

В день, когда он вернулся, она купила жвачку на заправке рядом с аэропортом, уверенная, что больше курить не будет.

Она снова подумала о Калхуне.

«Тайны, – подумала она, – они почти всегда грешны. Иначе зачем их хранить?»

В залитых солнцем кустах прошмыгнул кот, и что-то маленькое издало писк.

За спиной Аннабель скрипнул дощатый настил.

На углу прохода от мотеля, рядом с торговыми автоматами, стоял Стиллуэлл, держа в руках метлу. Он был в своей черной соломенной шляпе, из-под которой виднелись полоски белой ткани, которой он обернул голову, оставив открытыми только глаза и губы. Ткань, похоже, была вырезана из старой хлопчатобумажной футболки. Полоски прилегали неплотно и местами провисали.

– Ты меня напугал, – сказала она. Ей хотелось, чтобы это прозвучало, насколько возможно, спокойно, хотя руки у нее покрылись мурашками. «Как прокаженный из лепрозория», – подумала она и попыталась улыбнуться. Сигарету она ровно держала в одной руке, а второй подпирала локоть.

– Мэм, – сказал он. Губы у него растрескались и покраснели.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Солнцу я сегодня не нравлюсь, – сказал он. – Прошу прощения. – Он прошел мимо нее к открытой уборной сразу за настилом. – С бассейном надо было управиться до вечера.

Чувствуя себя глупой и грубой, она проговорила ему вслед:

– Тебе необязательно звать меня «мэм».

Он ничего не ответил, а только спрятал швабру с тряпкой в уборной, поставил отбеливатель на полку и, закрыв за собой дверь, вернулся к своему кемперу. Он шел, наклонившись вперед, будто солнце стегало его кнутом по спине.

«Может, у него тоже есть тайны», – подумала Аннабель.

Она взглянула на сигарету в своей руке. Затем швырнула ее на доски и направилась обратно в кафе. Калхун оставил на столике две банкноты: пятерку за завтрак и еще двадцатку. А еще нацарапал записку на обрывке страницы из своей книжечки с кроссвордами. Ее он сложил, придавив сахарницей. «Это на химию».

Аннабель положила в кассу пять долларов.

Двадцатку с запиской сунула себе в карман передника.

В половину шестого она перевернула табличку на окне кафе с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО» и пожелала спокойной ночи Диего с Росендо, которые сели в его «Эль Камино»[11] – Диего открыл Росендо дверь и помог ей забраться в салон, затем подложив подушку ей за спину, – и поехали на запад, в сторону города. В гараже, пока Аннабель переворачивала стулья и меняла приборы к следующему утру, Сэнди сидел в кабинке над задачками по математике. Перед закатом Аннабель выглянула из окна кафе и увидела, как Стиллуэлл, все еще обернутый в свой странный покров, поднимается по ступенькам с мелкого края бассейна. В руках у него было по пустой бутылке из-под отбеливателя. Аннабель вышла через дверь, примыкавшую к офису мотеля – представлявшему собой застекленное пространство, где на настенных панелях когда-то висели вентиляторные ремни и освежители воздуха, – и включила указатель, стоявший у шоссе. Это получилось по наитию – ведь она не включала его уже несколько месяцев. Вернувшись снова к