Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нужно утопить ваше разочарование.
– Крепкие напитки добавят Золушке к сердечной муке еще и похмелье, – возразила она, тем не менее отпивая из стакана. – Потом она будет очень злой на кухне.
– Мне казалось, Золушка всегда добрая, нежная и безропотная.
– А знаете почему? – Взглянув на Стюарта, она заговорила с неожиданной горячностью. – Это оттого, что сказки всегда пишут мужчины, которые в своей жизни не провели на кухне и часа. Настоящая Золушка курит, ругается и пьет – иногда больше, чем нужно. У нее болят ноги. Болит спина. И она очень обидчива. Ей бы хотелось своей каретой-тыквой переехать Злую Мачеху. И Принца-жабу, если представится случай.
Ее пылкость зажгла в нем огонь. Захотелось схватить ее в охапку и поцеловать гневное, пылающее лицо. Стюарт заставил себя отойти на пару шагов.
– И сейчас тоже?
Ее губы сложились в жалостливую улыбку. Она провела пальцем по боку стакана.
– Я разрушила сказку?
– Вряд ли. Я перестал верить в сказки задолго до вашего появления.
– Как же это случилось? – Склонив голову набок, она с любопытством посмотрела в глаза Стюарту. Злость бесследно улетучилась.
– Все дело в Принце. Неоднозначный персонаж, вам не кажется? Всегда женится на прекрасной девушке – Золушке, Спящей Красавице или Белоснежке. Разумеется, он получает в наследство замок и королевство. Сидишь и гадаешь – что он сделал, чтобы заслужить счастье? В чем его заслуга? Ему просто посчастливилось родиться сыном королевы, и все!
Вот теперь он выдал себя, сказав слишком много. Ему еще ни разу не случалось проговариваться.
Она уловила в его словах ноту горькой обиды – ее брови поползли вверх. Но она не стала задавать лишних вопросов. Заметила только:
– Неудивительно, что он превратился в жабу. Вздохнув с облегчением, Стюарт поднял стакан:
– Выпьем за вас – вам удалось избежать жабьих объятий. Ясные, глубокие глаза рассматривали Стюарта, столь прекрасные, что это даже причиняло боль. Потом гостья улыбнулась – улыбкой одновременно печальной и исполненной надежды.
– Выпьем.
И опрокинула в себя содержимое стакана. Решительно, Золушка пила слишком много. Стюарт всегда настороженно относился к любителям возлияний, будь то женщина или мужчина. Но он собственноручно построил бы винный завод и отдал его ей в полное распоряжение, если это был единственный способ заставить ее улыбнуться.
Воцарилось молчание, и он запоздало вспомнил, что обещал ей найти кеб и отправить домой. Жаль, нет под рукой Дурбина, лакея. Можно было бы отправить его на поиски экипажа, наказав вернуться не скоро.
– Расскажите немного о себе, если можно, – попросила она, вполне еще трезвая.
Ему бы снова быть начеку. Такие вопросы, когда их задавали женщины, очень его настораживали, потому что потом непременно приводили, пусть и окольным путем, к расспросам о детстве. Как Стюарт подозревал, многие женщины заигрывали с ним не потому, что он был видный и успешный мужчина, а оттого, что ему довелось жить в трущобах. Дамы умоляли поведать им что-нибудь непристойное – расскажите о драках в пабах! о шлюхах, которые отдавались вам в темных переулках! возьмите меня, как одну из тех шлюх! – жадно упиваясь ощущением опасности, чтобы скрасить скуку своего существования. Не важно, что он был тогда слишком юн, чтобы пользовать шлюх или драться в кабаках.
Но сейчас Стюарту было все равно. Он лишь глотнул виски. Гостье не было нужды выспрашивать его о темной изнанке жизни.
– Что бы вам хотелось знать?
Она задумалась.
– Кажется, вы не считаете себя принцем. Тогда кто же вы? Ей хотелось знать его историю, а не его имя. Если она – Золушка, то кем же быть ему?
Прямо за гостьей на книжной полке стояли все двенадцать томов «Тысячи и одной ночи».
– Аладдин, – ответил Стюарт, усмехнувшись.
– Аладдин, – повторила она задумчиво. – Молодой человек низкого происхождения, который подчинил могучего джинна, и он приносит ему богатство и прекрасную принцессу в жены.
– Никогда нельзя подчинить себе джинна, – возразил Стюарт.
– Нет?
– За каждое исполненное желание он отнимает у вас нечто дорогое.
– А какое желание загадали вы? – спросила она, поддавшись естественному любопытству.
Он мог бы придумать что-нибудь забавное и не соответствующее действительности.
– Обрести отца, – ответил он. Ее пальцы крепко сжали стакан.
– И от чего вам пришлось отказаться?
– От матери.
В ее глазах заплескалась боль – неужели всего лишь отражение его собственной?
Девушка опустила голову.
–Моя мать умерла, когда мне было шесть. Я до сих пор тоскую по ней.
– Наверняка она была очень красива, если вы на нее похожи, – выпалил вдруг Стюарт.
Их взгляды снова встретились, ив ее аквамариновых глазах он прочел тревогу и радость одновременно.
– Она-то была красавицей. Не то, что я.
– Ну, тут вы сильно ошибаетесь.
Она улыбнулась – очень застенчиво на сей раз. Бледные щеки порозовели. На долю секунды ему показалось, что она бы позволила ему поцелуй. Затем благоприятный момент прошел, оба почувствовали себя неловко.
Он понял, в чем промах. Опыт в подобных делах сейчас сослужил ему плохую службу. Нельзя было так открыто проявлять к ней интерес. Следовало предложить ей еще виски, наконец, сигарету, этой разочарованной Золушке. Или хотя бы печенья, которое Дурбин держал в какой-то жестянке, – вид у бедняжки был такой, словно Злая Мачеха морила ее голодом.
– Пойду искать кеб, – сказал Стюарт неохотно.
Она с ним незнакома. Они все еще в его доме. Разумеется, она вправе подозревать злой умысел в каждом его заявлении.
– У вас нет собственного экипажа? – спросила она, точно так же неохотно.
– Нет. - Пока Стюарт не продал Сомерсет-Хаус, он не мог даже выплатить жалованье Дурбину, которому задолжал за год.
– И слуг нет, чтобы пошли за кебом?
– Мой камердинер всю неделю гостит у сестры в Дербишире. А горничная живет по соседству и, кроме моего, обслуживает еще два дома. Так что придется мне идти за кебом, хоть и не пристало делать это самому.
– И вы оставите меня здесь одну?
– Здесь вы в безопасности, разве нет?
– То есть вы оставите меня наедине с этой прекрасной картиной Констэбла?
– Полагаю, если Золушка собиралась заняться грабежом, она давно бы это сделала. Однако она предпочла остаться на кухне, поэтому моим сокровищам ничто не угрожает, – ответил Стюарт, направляясь к двери. Одно из двух – либо он проницательный судья человеческой натуры, либо глупее мешка с репой, которому уподоблял интеллект своей гостьи несколько ранее.