Впоследствии Грейс говорила, что к ее удивлению князь оказался совсем не таким, как она предполагала: не чопорным и напыщенным, а искренним и приветливым.

Ему понравился ее смех. Грейс обнаружила, что он тонкий человек, умеющий в свободное время пошутить. Она любила посмеяться.

Вернувшись в Канны, в отель Carlton, она написала ему записку, поблагодарила за оказанный ей прием и сообщила свой адрес в Нью-Йорке.

Ренье ответил ей, что был бы рад снова встретиться. Она написала ответное письмо, признавшись, что рада их знакомству. Тогда он написал ей снова. И она вновь ответила ему. Между ними завязалась переписка, которая их сблизила: они стали друзьями.

По словам Ренье, так было проще. Удобнее. Оба как будто прятались за своими письмами, давая друг другу время на размышления.

Поначалу медленно, шаг за шагом, они все больше и больше раскрывались друг перед другом. Писали о мире, о жизни. Писали о себе, объясняли, что они чувствуют, пытались понять друг друга, делились секретами.

К концу лета Ренье уже знал, что нашел ту, о которой всегда мечтал.

Он не раз признавался, как непросто было для него познакомиться с женщиной. В пору его холостой жизни даже ходила следующая фраза: «Самая большая трудность для меня в том, что я хотел бы знать девушку долго и близко, чтобы понять, что мы не просто любовники, но и родные души».

Как любому богатому и привлекательному мужчине, найти себе любовницу ему не составляло труда. Обычно любовные отношения выходили на первый план, и у князя не оставалось времени на то, чтобы узнать, существует ли между ним и его очередной пассией родство душ или нет.

На этот раз впервые все было ровно наоборот. Задолго до того, как они взялись за руки, говорил он, они уже знали, что стали близкими друзьями.

Ренье не мог вспомнить, сколько писем они написали друг другу. Он не был уверен, сохранились ли они вообще. По крайней мере, те, которые писала ему Грейс, потому что их у него не было.

— Я их не сохранил. Наверное, зря, но так уж получилось. У меня нет привычки хранить письма.

На вопрос о тех, которые он писал ей, Ренье вновь покачал головой:

— Не знаю, может, она их сохранила. Мне кажется, женщины любят хранить письма. Но даже если и сохранила, я не знаю, где они сейчас.

Его спросили:

— Вы бы хотели их найти?

Ренье глубоко вздохнул, выждал секунду-другую и покачал головой.

— С тех пор их никто не видел. Даже мои дети, — сказал он и вновь погрузился в молчание. — Эти письма… — в голосе его послышались задумчивые нотки. — Честно говоря, я бы не хотел, чтобы их кто-то прочел, даже если они найдутся.

И вновь князь покачал головой.

— Поймите меня правильно. Я никогда бы не позволил никому их читать. Наша жизнь и так прошла у всех на виду. — Князь вновь умолк, отвернулся и добавил еле слышно: — Возможно, эти письма — последний клад, закопанный в моем саду сокровищ.

Опубликованные журналом Paris Match снимки вызвали разговоры о возможном романе Грейс и Ренье. 11 октября 1955 года он был вынужден выступить перед гражданами Монако по радио Монте-Карло.

— Любые слухи о моей скорой женитьбе безосновательны. Вопрос о моей женитьбе, который не дает вам покоя, занимает меня даже в большей степени, чем всех остальных.

Ренье подчеркнул, что некоторые печатные издания распространяют сплетни, не имеющие ничего общего с действительностью.

— Дайте мне еще три года, — сказал Ренье, обращаясь к своим подданным, — тогда посмотрим.

Однако не прошло и месяца, а он уже договорился о встрече с Грейс на Рождество, чтобы сделать ей предложение.

— Я знал, чего я хочу, — признавался он, — но не знал, согласится ли она выйти за меня замуж. Я должен был ее спросить. Тогда я отправился в Штаты, чтобы увидеться с ней. Я не мог сделать ей предложение, потому что не был уверен, что она его примет. Я не мог просить ее руки, если существовал хоть один шанс из ста, что она мне откажет.

Ренье отплыл из Франции 8 декабря и прибыл в Нью-Йорк через неделю. Согласно официальной версии, его поездка в Штаты была вызвана необходимостью пройти медицинское обследование в клинике Университета Джона Хопкинса. Кроме того, поговаривали, что князь хочет посетить кое-кого из своих знакомых на восточном побережье, а также отдохнуть во Флориде.

Хотя отец Такер за несколько дней до отплытия проговорился об истинной цели этой поездки, о планах Ренье, кроме Грейс, которая к тому времени имела все основания полагать, что намерения у князя самые серьезные, знали лишь его придворные советники.

В конце концов, возможная женитьба князя Монако не только его личное дело, но и государственное.

Согласно договору 1918 года между Францией и Монако, любому объявлению о помолвке должно предшествовать формальное обращение того, кто на данный момент занимает монакский трон, к правительству Франции за официальным разрешением о женитьбе. Разумеется, разрешение правительства Франции не более чем формальность.

Однако, когда принцесса Шарлотта в 1920 году, не спросив французов, объявила о своей помолвке с графом Пьером де Полиньяком — притом что ее дед был суверенным князем, а отец князем наследным, она же сама лишь третьей в порядке престолонаследования, — из Франции тотчас пришло гневное письмо министра иностранных дел в адрес министра внутренних дел Монако, потребовавшего соблюдать протокольные требования.

Разумеется, Ренье был намерен их соблюсти.

В начале ноября он обсудил свои планы с министром внутренних дел, который затем провел беседу с генеральным консулом Франции в Монако.

30 ноября 1955 года, за восемь дней до отплытия Ренье из Гавра, французский консул написал министру внутренних дел: «Накануне отплытия князя Ренье в Соединенные Штаты, где он намерен сделать предложение одной американке, — чье имя пока не названо, — мое правительство видит в этом хороший повод напомнить его высочеству о прецеденте 1920 года».

Министр внутренних дел, как и положено, передал это письмо князю.

До этого момента имя Грейс в официальной переписке еще ни разу не было названо: Ренье пока не раскрыл его никому, даже собственному министру.

Ренье решил, что так будет лучше по двум причинам. Во-первых, было бы не очень красиво по отношению к самой Грейс, если бы ее имя узнали прежде, чем он сделает ей официальное предложение. Но даже если она его примет, протокол предписывал официально объявить о помолвке сначала в Монако, а уж потом в США.

Поэтому до той самой минуты, когда он стоял перед ее дверью 25 декабря, лишь она сама и отец Такер знали о его планах.

Между тем рождественская неделя шла своим чередом. Грейс и Ренье видели вместе в Филадельфии, а 27 декабря в Нью-Йорке. Понадобилось не так уж много времени, чтобы журналисты поняли, к чему все идет.