В самом конце 1888-го, когда самому Винсенту оставалось жить всего полтора года, у его знакомого почтальона Рулена родился ребенок и художник, всегда неравнодушный к теме материнства, уговорил родителей написать несколько портретов малышки. Ничего умилительного в этих образах нет. Глаза девочки безысходно смотрят мимо зрителя. Малышка, как будто осознав всю бессмысленность своего существования, только родившись, уже ничего не ждет от жизни. Похожий взгляд и у матери ребенка Августины. Хоть у картины и поэтическое название «Колыбельная», но личное чувство безысходности Винсенту преодолеть трудно. Тот же взгляд и у среднего сына Камиля Рулена. Больше повезло старшему сыну Армаду. Его взгляд скорее настороженный, чем отреченный. Часто на портретах Винсента изображаемые не смотрят на зрителя. Даже когда Ван Гог писал портрет своей матери Анны Корнелии, ее взгляд был направлен в сторону.

Винсент выражал себя посредством того, что он изображал на холсте: «Чтобы пытаться точно изобразить то, что находится у меня перед глазами, я использую цвет более произвольно, так, чтобы наиболее полно выразить себя»[51]. Реалистичность изображаемого Винсента совершенно не интересовала. Более того, он считал, что, стремясь к фотографичности, художник многое теряет: «Цвет нельзя назвать локально верным с иллюзорно-реалистической точки зрения; это цвет, наводящий на мысль об определенных эмоциях страстного темперамента. <…> точно соответствующие натуре колорит и рисунок никогда не вызовут в зрителе столь сильного волнения»[52].

Первая любовь зрителя придет к Винсенту через 25 лет после его смерти, а при жизни ему глобально не везло. Параллельно с мучительными поисками себя Винсент чувствовал тотальное одиночество. В письмах он использовал образные метафоры, чтобы описать свое состояние: «Птица в клетке отлично понимает весной, что происходит нечто такое, для чего она нужна; она отлично чувствует, что надо что-то делать, но не может этого сделать и не представляет себе, что же именно надо делать. Сначала ей ничего не удается вспомнить, затем у нее рождаются какие-то смутные представления, она говорит себе: «Другие вьют гнезда, зачинают птенцов и высиживают яйца», и вот уже она бьется головой о прутья клетки. Но клетка не поддается, а птица сходит с ума от боли…»[53]

А ведь что стоило компании ближайших родственников Ван Гога с их филиалами в нескольких крупных городах и обширной клиентской сетью помочь начинающему художнику Винсенту??! У Пикассо не было никаких связей в Париже, куда он приехал из Испании, и так же, как Ван Гог, он нищенствовал, пока не нашел своего покупателя. Ренуару с заказами периодически помогали обеспеченные родители друзей по цеху. Но почему у Винсента не сложилась карьера художника? Ведь талант у него был. Да, его рисунки, а потом и картины никогда не отличались тщательной проработкой деталей, но он мог легко ухватить суть изображаемого. Ответ прост – творчество Ван Гога не нравилось даже самому ближайшему его окружению, в том числе и Тео. Поэтому не было и продаж.

В последние два года жизни Ван Гога живопись осталась его единственным средством общения с людьми. Пока модели позировали Винсенту – они были его друзьями. А вместо слов были прикосновения кистью к холсту. Реальная жизнь Ван Гога состояла из многих ограничений, но в творчестве для него не было границ. Будучи от природы графиком и хорошо чувствуя линию, он подчинил себе краски и кисти настолько, что они стали работать на него, подобно карандашам, создавая четкие контуры и моделируя образ экспрессивными штрихами.

С одной стороны, Винсент был стопроцентным неудачником, но с другой – его не сломили никакие жизненные обстоятельства: даже в пребывании в сумасшедшем доме он смог найти положительные моменты: «Видя реальность жизни различных сумасшедших и душевнобольных, я избавляюсь от смутного страха, от боязни безумия. Мало-помалу я смогу приучить себя считать сумасшествие такой же болезнью, как всякая другая»[54]. И еще: «И хотя тут постоянно слышишь ужасные крики и вой, напоминающие зверинец, обитатели убежища быстро знакомятся между собой и помогают друг другу, когда у одного из них начинается приступ. Когда я работаю в саду, все больные выходят смотреть, что я делаю, и, уверяю вас, ведут себя деликатнее и вежливее, чем добрые граждане Арля: они мне не мешают»[55].

Винсент Ван Гог. Голова мужчины (возможно, Тео Ван Гога). Рисунок, уголь, цветной мел. Апрель 1887. Музей Ван Гога, Амстердам

Когда Винсент выходил из тяжелых состояний абсолютной подавленности, то имел здравый ум и тонкость восприятия мира. Чего нельзя сказать о его брате Тео, который сошел с ума через два месяца после гибели Винсента, а еще через четыре умер в сумасшедшем доме, полностью потеряв человеческое обличье. Среди работ Винсента есть один рисунок, возможно, это портрет Тео и как минимум один подписанный портрет брата.

Нехватка любви, от которой так страдал Винсент Ван Гог в жизни, теперь щедро дарится ему почитателями его творчества: любителями искусства и коллекционерами. Оказалось, Винсент смог достучаться до сердца каждого и через свою живопись испытать любовь миллионов. «Я постоянно надеюсь совершить <…> открытие, – писал он, – например, выразить чувства двух влюбленных сочетанием двух дополнительных цветов, их смешением и противопоставлением, таинственной вибрацией родственных тонов. Или выразить зародившуюся в мозгу мысль сиянием светлого тона на темном фоне. Или выразить надежду мерцанием звезды, пыл души – блеском заходящего солнца. Это, конечно, не иллюзорный реализм, но разве это менее реально?»[56]

Благодаря тому что Ван Гог остался верен себе, хотя почти никому и не нравилось при его жизни то, что он делал, побуждает множество людей со всей планеты любить его сейчас: изучать жизнь, всматриваться в картины, находить ответы на свои вопросы и любить, любить, любить. Значит, Винсент достиг своей цели: «Я хочу делать рисунки, которые бы волновали и трогали людей <…>, чтобы о моих работах сказали: «Этот человек чувствует глубоко, этот человек чувствует тонко»[57].

Время подтвердило, что это именно так.