Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, как приятно! Водичка отличная! А ты почему не купаешься?
Она перевернулась на живот и нырнула, и на поверхности показались два белых полушария ягодиц – и внутри у Шона снова что-то сладко сжалось.
– Ну, ты идешь или нет? – настойчиво повторила она, вытирая ладонями глаза.
Шон смущенно встал – всего за несколько секунд в его чувствах к ней произошел полный переворот. Теперь его так и тянуло в воду – ужасно хотелось оказаться рядом с этими невиданными белоснежными выпуклостями, но он стеснялся.
– Что, испугался? Неужели я такая страшная?
Она явно дразнила его. И тогда Шон решился.
– Ничего я не испугался, – сказал он.
– Ну, так чего стоишь?
Еще несколько секунд он стоял в нерешительности – и вдруг отбросил шляпу и расстегнул рубаху. Снимая штаны, он повернулся к ней спиной, потом крутанулся на месте и с разбегу нырнул в заводь, благодарный воде за то, что она скрыла его наготу.
Шон вынырнул, но Анна надавила ему на голову и снова отправила под воду. Тогда он на ощупь схватил под водой ее за ноги, резко выпрямился и опрокинул ее на спину. И потащил на мелководье: там она уже не сможет ничего скрыть от его взора. Анна молотила руками по воде, стараясь держать голову выше, и с наслаждением визжала.
Шон споткнулся о камень и выпустил ее, но не успел опомниться, как она прыгнула на него и уселась верхом. Он легко мог бы сбросить ее, но ему понравилось ощущать на себе ее плоть, скользкую и теплую, несмотря на прохладную воду. Она зачерпнула горсть песка и стала втирать ему в волосы. Шон сопротивлялся, но осторожно. Обеими руками она обняла его за шею, и он почувствовал все ее тело, вытянувшееся у него на спине. Сердце сладко заныло, и это ощущение горячей волной хлынуло вниз, и ему страшно захотелось обнять ее. Он перевернулся, протянул к ней руки, но она вывернулась и снова нырнула в глубину. Шон зашлепал по воде за ней, но ее никак было не достать, а она все продолжала над ним смеяться.
Наконец, когда Шон уже начал сердиться, они встретились там, где вода была по горло. Ему очень хотелось обнять ее. От нее не укрылась смена его настроения. Она вышла на берег, подошла к его одежде и, подобрав рубашку, вытерла ею лицо, совершенно не стыдясь своей наготы: у нее было много братьев и она не привыкла стесняться мужчин.
Из воды Шон смотрел, как меняется форма ее грудей, когда она поднимает руки. Он не мог не заметить, что некогда худущие ноги округлились, налились плотью, и бедра касались друг друга по всей линии до того самого места, где начинается живот: там темнел треугольник – знак принадлежности к другому полу. А она постелила рубаху на песке, уселась на нее и только потом посмотрела на Шона:
– Ну что, ты выходишь?
Слегка смущаясь и прикрываясь ладонями, он вышел из воды. Анна подвинулась, освобождая на рубахе место:
– Садись, если хочешь.
Он присел, торопливо подтянув колени к подбородку. Краем глаза он продолжал наблюдать за Анной. Вокруг ее сосков образовалась гусиная кожа – вода оказалась довольно прохладной. Анна знала, что он на нее смотрит, и ей это нравилось – она расправила плечи. Шон снова пребывал в замешательстве – теперь ситуацией управляла она, четко сознавая, что происходит. Это раньше он злился и ворчал на нее, а сейчас приказы отдает она, ему остается только повиноваться.
– У тебя волоски на груди, – сказала Анна, повернув к нему голову.
Волоски росли редко и совсем тоненькие, но Шон был доволен, что они у него есть. Он распрямил ноги.
– А у тебя больше, чем у Фрикки.
Шон попытался снова согнуть ноги, но она протянула руку и не позволила.
– А можно потрогать?
Шон хотел что-то сказать, но горло перехватило, и он не смог выдать ни единого звука. Анна не стала дожидаться ответа:
– Ой, посмотри-ка! Он у тебя растет… вот какой уже толстый! Ну прямо как у Карибу!
Карибу звали жеребца мистера ван Эссена.
– Я всегда знаю, когда папа хочет случить Карибу с кобылой, он говорит: «Сходи-ка ты в гости к тетушке Летти». А я спрячусь в плантации и все вижу.
Мягкая рука Анны продолжала без остановки двигаться, у Шона потемнело в глазах, он забыл обо всем на свете.
– А знаешь, ведь люди это делают так же, как лошади, – сказала она.
Он кивнул: уроки биологии мистера Даффеля не прошли даром, да и посещение «клуба в школьной уборной» обогатило его кое-какой информацией. Они помолчали.
– Шон, – вдруг прошептала Анна, – а сделаешь это со мной?
– Я не знаю как… – прохрипел Шон.
– Лошади тоже не знают, когда в первый раз, – сказала Анна. – Мы с тобой разберемся.
Домой они возвращались уже к вечеру. Анна сидела сзади, крепко обнимая Шона за талию и прижавшись щекой к его спине. Он ссадил ее за плантацией.
– Увидимся в школе в понедельник, – сказала она и повернулась, чтобы идти.
– Анна…
– Да?
– У тебя еще болит?
– Нет, – ответила она и, подумав, добавила: – Сейчас ощущение даже приятное.
Она повернулась и побежала в чащу акации.
Шон медленно поехал домой. Внутри ощущалась полная пустота, ему было как-то грустно, и он сам не знал почему.
– А рыба где? – спросила Ада.
– Не было клева.
– Что, ни одной не поймал?
Шон покачал головой и прошел через кухню.
– Шон!
– Да, мама.
– Что-то случилось?
– Нет, – быстро ответил он, – нет, все в порядке.
И исчез в коридоре.
Гаррик сидел в кровати и читал. Кожа вокруг ноздрей покраснела и растрескалась. Он опустил книгу и улыбнулся вошедшему брату. Шон прошел к своей кровати и сел.
– Где был? – спросил Гаррик хриплым от простуды голосом.
– Ездил на заводи перед водопадом.
– Рыбу ловил?
Шон ответил не сразу. Он сидел на кровати сгорбившись, упершись локтями в коленки.
– Я встретил Анну, и она тоже со мной поехала.
Услышав это имя, Гаррик оживился и посмотрел брату прямо в лицо. Оно сохраняло все то же, слегка недоуменное выражение.
– Гаррик, – проговорил Шон и замолчал, не зная, стоит ли продолжать, но понял, что ему просто необходимо высказаться. – Гаррик, сегодня я… в общем, чпокнул Анну.
Гаррик едва слышно вздохнул. Он очень побледнел, только нос оставался все такой же красный и больной.
– Ну то есть я хочу сказать, – Шон говорил медленно, словно самому себе пытался растолковать все, что произошло, – я действительно это… чпокнул ее, ну, как… как мы говорили об этом. Ну, как… – Он сделал беспомощный жест руками, не в силах подыскать подходящего слова.