Внезапно оно подступило совсем близко.

— Смотрите! — выкрикнул Банд Аппа Бонди.

Из кромешной тьмы на людей набросилось нечто жуткое.

Прежде чем люди успели сообразить, где оказались, описавший дугу тоннель постепенно расширился, выведя их в камеру-ясли. Яйца летучего тигра уже успели лопнуть, и несметное количество личинок с широкими, в человеческую руку, челюстями обернулось к пришельцам, пощелкивая от ярости и страха.

В тот же миг, когда Банд Аппа Бонди рассек первую атаковавшую его личинку надвое, другая лишила его головы. Он рухнул, и его спутники встали над ним в полутьме. Продвигаясь вперед, они старались увернуться от щелкавших челюстей.

Если не считать их твердых как камень голов, личинки были мягкими и пухлыми. Одно движение меча — и они взрывались, заливая все кругом содержимым своих внутренностей. Они сражались, не умея сражаться. Люди яростно кололи их ножами, пригибались и кололи вновь. Никто из людей больше не погиб. Упершись спинами в стену, они рубили и резали, ломая челюсти, вспарывая тонкую кожу. Без устали они убивали, не испытывая ни ненависти, ни жалости, пока не оказались по колено в слякоти. Личинки хлопали своими пастями, корчились и умирали. Довольно хмыкнув, Харис зарубил последнюю из них.

И тогда одиннадцать человек устало отползли по тоннелю обратно, чтобы подождать, пока высохнет грязь в камере… И погрузиться затем в еще более долгое ожидание.

Ползун заерзал на своей постели из сельдерея. Слабые импульсы пробежали сквозь все его существо. Вещи, которые были исполнены. Вещи, исполнить которые еще предстояло. С первыми уже было покончено, вторые еще ждали конкретных действий. Выпустив кислород, ползун тяжко приподнялся.

Двигаясь поначалу очень медленно, он ухватился и повис на канате, чтобы затем взобраться ввысь, где в разреженном воздухе его ждала сеть. Прежде ползун всякий раз останавливался в этом вечернем небе, достигнув паутины. Но сейчас, кажется, ничто не мешало продолжить подъем. Воздух — ерунда, значение имеет лишь тепло; то самое тепло, что жжет до волдырей и жалит, согревает и ласкает, возрастая по мере подъема…

Ползун выпустил нить паутины из прядильного органа. Набирая скорость и все более укрепляясь в принятом решении, он послал свое великолепное растительное тело прочь, подальше от места, где попадались ему летучие тигры. Впереди, на не поддающейся определению дистанции, плыл полукруг света: белый, и голубой, и зеленый; этот полукруг был интересен, к нему стоило стремиться.

Ибо молодой ползун оказался вдруг в одиноком месте, ужасающем и прекрасном, насыщенном и непроглядной тьмой, и ярким светом, — в месте совершенно пустом. Надо лишь спешить вперед и хорошенько прогреваться со всех сторон… никаких больше забот…

…Разве что там, внутри, глубоко зарывшись в твою кору, засела небольшая стайка людей, использующих тебя на манер ковчега. Даже не догадываясь об этом, ты несешь их в мир, который некогда — ошеломляюще давно — всецело принадлежал их пращурам.

Почти повсюду в лесу звенела тишина.

Казалось, она обладает той же плотностью, что и слой зелени, который укрывал освещенную сторону планеты. То была тишина, стоявшая уже миллионы лет, обретавшая силу по мере того, как Солнце выплескивало все больше и больше энергии на первых этапах своего распада. Тишина вовсе не означала отсутствие жизни. Жизнь, набравшая воистину устрашающую мощь, присутствовала везде. Усилившаяся солнечная радиация, стеревшая с лица земли большую часть животного царства планеты, привела к триумфу растительности. Куда ни брось взгляд, в тысячах фантастических форм и личин, этим миром правила зелень. А растения лишены голосов.

Юное человеческое племя с Той во главе следовало по бесчисленным ветвям в своем долгом скитании, совсем не нарушая тишины. Они путешествовали высоко, у самых Верхушек, и по зеленой коже людей скользили, сменяя друг друга, прихотливые узоры, сотканные светом и тенями. Постоянно готовьте к любым неожиданностям, они спешили по занавешенным зеленью тропам со всей возможной осторожностью. Страх подгонял людей, не давая останавливаться, — у них, по сути, и не было определенной цели. Бег по ветвям давал им необходимую иллюзию безопасности, и потому они продолжали бежать.

Белая лента чьего-то языка заставила их замереть.

Язык медленно опускался в стороне от них, держась поближе к дающему убежище стволу. Бесшумно он тонул в листве, указывая с Верхушек куда-то далеко вниз, направляясь к далекой Почве, — жилистое щупальце, похожее на змею, твердое и голое. Люди следили за тем, как его кончик исчезает из виду в зелени под ветвью, пробивая себе дорогу к затянутому тенями нижнему уровню леса; как, разматываясь, белая лента языка погружается все ниже и ниже.

— Хобот-птица! — пояснила Той остальным. Пусть ее лидерство пока окончательно не утвердилось, остальные дети — все, кроме Грена, — собрались вокруг нее и с тревогой переводили взгляд с лица Той на продолжавший двигаться язык.

— Она не опасна? — спросила Фэй. Самой младшей, ей было пять лет.

— Мы убьем ее, — заявил Вегги, ребенок-мужчина. Он высоко подпрыгнул на ветви, и фигурка души звонко хлопнула по его бедру. — Я знаю как, я сам убью ее!

— Нет, ее убью я, — возразила Той, уверенно возвращая себе лидерство. Шагнув вперед, она принялась разматывать обвязанную вокруг талии плетеную веревку.

Остальные с тревогой наблюдали за ней, еще не слишком доверяя умению Той. Большей частью племя состояло из уже вполне зрелых, хоть и очень юных людей — широких в плечах, с сильными руками и длинными пальцами. Трое из них — а это достаточно много — были детьми-мужчинами: хитроумный Грен, самоуверенный Вегги, тихий Поас. Грен был старшим из троих и теперь шагнул навстречу Той.

— Я тоже знаю, как поймать хобот-птицу в ловушку, — сказал он, не сводя глаз с длинной белой трубки, продолжавшей свое погружение в лесную пучину. — Я буду держать тебя за веревку, Той, храня от опасности. Моя помощь нужна тебе.

Той с улыбкой обернулась: Грен был прекрасен, и когда-нибудь ему еще предстоит возлечь с ней. Затем она сдвинула брови, потому что лидер вновь созданного племени не мог допускать возражений.

— Ты теперь мужчина, Грен. Касаться тебя, кроме сезона ухаживания, — табу. Я сама поймаю эту птицу. Потом все мы поднимемся на Верхушки, чтобы убить ее и съесть. Это будет целый пир, и мы хорошо отпразднуем мое главенство.

Взгляды Грена и Той вызывающе скрестились. Но так же, как и Той еще не успела присвоить роль Предводительницы, он тоже еще не свыкся — да и не хотел свыкаться — с ролью бунтаря. Грен не соглашался с Той, но пока старался держать это при себе. Он отступил, сомкнув пальцы на свисавшей с пояса фигурке души — маленьком деревянном изображении себя самого, придававшем ему уверенности.

— Делай как знаешь, — сказал он, но Той уже успела отвернуться.

Хобот-птица восседала на самых верхних ветвях леса. Имея растительную природу, она могла похвастать крошечным мозгом и лишь простенькой, рудиментарной нервной системой. Нехватку всего этого она, впрочем, компенсировала внушительными размерами и живучестью.