— Мне он тоже об этом говорил, но до чего туманно! — поддакнула Александра. — А чем конкретно Лыгин занялся?

— Да разве он прямо скажет? Все разговоры велись лишь на тему, как дорого ему это обходится да как он всех поразит… «Всех, способных оценить!» — твердил этот надутый индюк! Разумеется, он же голубая кровь, аристократ, а мы все плебеи!

— А Лыгин правда аристократ? — со жгучим интересом спросила женщина. — Я слышала, он сын военного, какого-то генерала…

— Он такой же сын генерала, как я! — фыркнул Олег. — Его отец — немецкий военнопленный, а мать была женой действительно генерала. Скандал с появлением Лыгина на свет вышел несусветный, поскольку генерал, отвоевав, явился к жене только в конце сорок пятого, когда ребеночек уже умел пользоваться горшком, ложкой и говорил «мама». В результате генерал прямой наводкой отправился в лагерь, военнопленный из лагеря досрочно вернулся домой, в Германию, за хорошее поведение и идеологическую активность, не иначе! А мать с ребенком остались одни, в эвакуации, где этот несуразный роман имел место быть!

Олег внезапно начал изъясняться в ломаной, неприятной манере, словно находя извращенное наслаждение в том, чтобы вытащить на свет грязное белье ненавистного ему человека.

— Потом они переползли-таки в Москву. А после смерти Сталина и генерал вернулся, живой, поутихший. И как ни удивительно, супруги вновь стали жить вместе. Даже пользовались привилегиями. Квартира в центре, машина, дача. Не тот домишко, где теперь окопался Лыгин. Отцовскую дачу он продал еще в девяностых.

— Откуда тебе все это известно? — недоверчиво поинтересовалась женщина. Она вспомнила, как Альбина, знавшая все про всех, ничего не смогла рассказать о Лыгине.

— От бывшей супруги этого старого пройдохи, — небрежно бросил Олег. — Имел счастье как-то с ней познакомиться. Прежде я даже сочувствовал Лыгину — жить с такой женщиной, значит, гарантированно обеспечить себе ранний инфаркт! Подобная особа ради своих целей убьет и не задумается! Но теперь мне очень жаль, что они развелись! Она бы давно уложила муженька в могилу, и он не успел бы изуродовать молитвенник! Зачем этот урод вырезал заупокойную мессу?!

— Может, все-таки это не он? — осторожно предположила Александра. — Мне Лыгин сказал, что даже не подозревал о вырезанных страницах, что молитвенник, попал к нему уже в таком виде.

Она тут же пожалела о своих словах. Лицо мужчины сделалось прямо-таки землистым. Он прошипел:

— Ложь, наглая ложь! Лыгин получил молитвенник прямо из моих рук. Я битый час повторял ему все, что мне удалось разузнать, умолял беречь эту книгу и ни в коем случае не продавать ее на сторону, если вдруг вздумается. Я бы сам выкупил ее обратно! Хотя даже цену назвать затрудняюсь. Мы-то с ним менялись!

— Если не секрет, на что?

— Негодяй соблазнил меня редким герметическим трактатом Фомы Эвбия, прижизненным списком конца пятнадцатого века. «Пустая опочивальня черного ворона» — слышала о таком? — И так как Александра отрицательно покачала головой, Буханков с укоризной продолжил: — А ведь это своеобразная библия алхимиков, наряду с творениями Иренея Филалета. Наверняка трактат Эвбия краденый, из Венской пинакотеки. Лет десять назад там вдруг недосчитались нескольких раритетов. Найдено ничего, конечно, не было. Другой, так называемый еретический вариант трактата хранится в Ватикане. Его никто в руках не держал, в глаза не видел, снимков с него нет… И по всей вероятности, он под более надежной охраной. Во всяком случае, я не слышал, чтобы он пропадал, хотя святые отцы не любят поднимать шумиху вокруг своих промахов… Но у меня, конечно, венский вариант. Лыгину я вопросов не задавал… Когда занимаешься антиквариатом, быстро учишься радоваться молча!

Внезапно Александре попались на глаза настольные часы, полускрытые стопкой книг. Женщина испуганно вскочила с дивана:

— Боже, ну и засиделась я! Первый час ночи!

— Я отвезу тебя домой. — Олег, заметно пошатываясь, принялся натягивать куртку, висевшую на спинке кресла. — Нет проблем.

— Ты же выпил…

— Не в первый раз…

— Нет, я с тобой не поеду, — решительно сказала женщина. — Разве что на такси.

— Как скажешь. — Буханков, казалось, почти не слушал. Вид у него был больной, на высоком, слегка полысевшем лбу проступила испарина. — Все равно отвезу.

Она смотрела, как Олег одевается, ищет на столе телефон, сигареты — не глядя, уставившись в пустое пространство, как сомнамбула. На сердце у художницы было тяжело. Александра понимала, какой страшный удар ненароком нанесла, понимала, что должен переживать коллекционер, над чьим открытием надругались так грубо, варварски. Но она и сама сегодня получила ощутимую рану. Ее вера в Лыгина («А во что я верила, совсем его не зная?!») была так же безжалостно искромсана, как молитвенник леди Джейн Грей.

«Он казался мне неприятным, заносчивым, загадочным… Но я его безотчетно уважала. Хотя бы за умение составить уникальную коллекцию. За вкус, за эрудицию, за внутреннюю силу, которую всегда ощущала в нем. Те редкие беседы, которыми он меня удостаивал, я ценила больше, чем показывала, больше, чем сама себе в этом признавалась. Даже спросила себя как-то раз — всего один раз! — смогла бы я полюбить такого человека и каково это, любить его? Но теперь… Неужели он и правда сумасшедший?!»

Олег наконец собрался. Александра, поколебавшись, положила в сумку злополучный молитвенник и виновато пояснила:

— Я бы оставила тебе книгу, но… Придется потом отвечать перед Лыгиным.

— Зачем такие жертвы, — отмахнулся Буханков. — Что кончено, то кончено. Ты все на часы смотришь, опаздываешь? Кто-то ждет?

— Только кошка, — призналась Александра. — А на часы смотрю потому, что вчера, как раз в это время, я плутала по дачному поселку, где у Лыгина дом. В полной тьме, одна, под дождем… Признаться, было страшно. И ровно в тридцать две минуты первого, то есть как раз сутки назад, на его участке зажегся фонарь.

— Так ты с ним все же виделась вчера?

— Нет. Дом был пуст. Открыт, но пуст. Во дворе горел фонарь, наверху, в мансарде, включена лампа, но меня никто не ждал. Пустая опочивальня черного ворона…

Александра сама не знала, почему процитировала это название. Ей вдруг пришло на ум, что Лыгин очень похож на ворона. «И его спальня была пуста, когда я приехала. Пуста, и дом открыт… А утром, когда приехала его дочь, дом оказался заперт… И это невозможно понять, как нельзя понять, почему Олег смотрит на меня сейчас такими безумными глазами!»

А он смотрел так странно, что женщина встревожилась:

— Что случилось?

— Почему ты так сказала? — глухо спросил он. Казалось, мужчина разом протрезвел. Его взгляд сделался колючим, цепким.

— Но ты же сам говорил о трактате, на который поменялся…

— И ты поэтому так сказала? — Олег не сводил с нее глаз, и Александра окончательно расхотела, чтобы он ее провожал.