В 1763-м закончилась Семилетняя война, в Париже был подписан мирный договор, по которому Франция передавала Англии Канаду и Вест-Индию. Франция, которая всегда всерьез влияла на жизнь в Европе и, в частности, в Швейцарии, зализывала раны, не зная, разумеется, что менее чем через четверть века это приведет к Великой и страшной революции.

В Европе вовсю развивается процесс укрепления городов. Строятся новые заводы и фабрики, требуется рабочая сила. В этом году, совсем неподалеку от Швейцарии, в Берлине открывается Прусский государственный банк. Капитал начинает диктовать свои условия.

Это приводит, естественно, к росту недовольства крестьян, которое выплескивается все мощнее. В Великобритании в этом, 1765 году приходит к власти новый премьер-министр Чарлз Уотсон-Вентворт, который обещает всерьез разобраться с ткачами шелка. Те вот уже второй год кряду борются за свои права в местечке Спитфилд, недалеко от Лондона. Это само по себе непорядок, да к тому же — плохой пример для Европы.

В американских колониях создается тайная революционная организация с зовущим названием «Сыны свободы». Жители Бостона громят дом своего губернатора, тому с трудом удается избежать расправы. Слухи об этом доносятся до Европы. Действия американских колонистов воспринимаются в качестве примера того, как свободные люди могут бороться за свои права.

Джеймс Уатт усовершенствует свою паровую машину, но этот факт как раз особого впечатления ни на кого не производит.

Конечно, настоящие потрясения впереди. В этом, 1765 году только рождается Петр Иванович Багратион — один из будущих победителей Наполеона. И только через четыре года на Корсике у мелкого аристократа Карло Марии Буонапарте и его жены Марии Летиции Рамолино родится мальчик, которому еще предстоит стать великим императором Наполеоном.

В этом году появится на свет Филипп Франсуа Жозеф Леба, которому еще только предстоит сыграть серьезную роль в грядущей революции. Леба был настолько предан Максимильену Робеспьеру, что, когда того ранило, а Леба решил, что рана смертельна — он застрелился. Ему было 28 лет. Без революции и Робеспьера (для Леба два этих слова являлись синонимами) он своей жизни не мыслил. Судьба этого, по сути, мальчика — апофеоз судеб многих молодых людей, по-юношески влюбленных в Наполеона, — того самого, великого, которому еще предстоит встретиться с Песталоцци, чтобы взаимно друг другу не понравиться.

Да, это все еще впереди. Однако буря никогда не возникает вдруг, ниоткуда. Предвестие ее начинает ощущаться сильно заранее.

С чего вообще начинается буря? С того, что меняется атмосфера. Сначала неуловимо, а потом — все более и более явственно.

Еще ничего не грянуло, не полыхнуло, не закрутилось… Еще и порывов ветра особых нет, и солнце, казалось бы, светит, как раньше.

Но атмосфера постепенно становится иной. Ясно, что грядет что-то новое: страшное, но освежающе необходимое.

А что — Швейцария?

«В городах Швейцарии все активнее зарождается промышленность» — что стоит за этой сухой фразой?

Крестьяне нерешительно, но все-таки начинают перебираться в город. Чем ближе к концу века — тем меньше шансов прокормиться в селе. Постепенно ситуация меняется в сравнении с той, что видел Иоганн Генрих у дедушки.

В городе ощущается нехватка жилья, цены на его аренду становятся все выше. Некоторые вынуждены бóльшую часть скудной зарплаты тратить на аренду квартир, условия в которых отвратительные: плесень на потолках, дыры в полу, иногда даже нет окон.

Буря зреет.

Через три года после того, как наш герой решил поменять учебу на подготовку к революции — в 1868 году, в Швейцарии произошла первая крупная забастовка. Еще через два года — в 1870-м — возник Швейцарский торгово-промышленный союз, который начал создавать закон о труде.

Крестьяне не отстают от горожан. В смысле протестов. То тут, то там вспыхивают бунты, которые подавляются с разной степенью жестокости. Однако заставляют говорить о крестьянах, как о людях, которые могут играть в жизни общества какую-то роль. Раньше такого отношения не было.

Монополия — не монолитна. В сознание людей постепенно, но настойчиво пробивается философия частной собственности: капитал начинает значить больше, чем самая выдающаяся родословная. Капитал становится тем, к чему необходимо стремиться, если хочешь прожить жизнь радостно и с пользой.

Молодых людей все это приводит в восторг, им кажется, что еще немного и наступит новая, прекрасная, справедливая жизнь.

Городскую аристократию, привыкшую иметь свои феодальные привилегии, это бесит. Она совершенно не хочет менять свое привычное, спокойное, обеспеченное жизнью многих поколений существование на неясную да еще новую жизнь.

Законы, которые должны обеспечить новую жизнь, принимаются крайне неохотно и внедряются в жизнь с огромными усилиями. Например, закон о труде, регламентирующий количество часов, которые может работать взрослый человек (11 часов в день, 66 — в неделю), готовился и принимался — внимание! — семь лет.

Понятно, что все это вызывает недовольство, постепенно перерастающее в гнев.

Эту атмосферу борьбы нового со старым и предчувствие бури русские люди прекрасно знают, скажем, по гениальному «Вишневому саду» Чехова.

Или вспомним «Неоконченную пьесу для механического пианино» — фильм, который Никита Михалков снял тоже по Антону Павловичу. Помните героя Олега Табакова, который никак не мог поверить в то, что «чумазый» способен на что-то серьезное и дельное?

У нас, правда, все эти столкновения философий, внедрение капитала в обыденную жизнь происходили позднее, а в Швейцарии — как раз в годы молодости нашего героя.

Новое всегда сносит старое, как бы оно ни сопротивлялось, хватаясь за подгнившие опоры. В истории мира, страны или отдельного человека старые опоры, в конце концов, неизменно рушатся.

А когда ты молод, романтичен и все твои мечтания — о борьбе за справедливость и, возможно, о прекрасной смерти за правое дело — как тебе быть?

Ты ведь не можешь просто наблюдать за рождением бури, — ты жаждешь бурю созидать.

Как?

Первым делом найти единомышленников — они подскажут.

Что делала швейцарская интеллигенция, когда в воздухе явно ощущались бурные изменения? Она предавалась своему любимому занятию: разговаривала.

Собирались кружки, в которых велись — как сейчас бы сказали — острые политические разговоры о несправедливости, отсталости, необходимости новой, доселе неведомой справедливой жизни и пр.

Интеллигенция превращала мечты в резкие высказывания в смутной надежде, что впоследствии эти мечтания превратятся в конкретные дела.

В Коллегиуме Песталоцци познакомился с профессором Иоганном Якобом Бодмером и еще во время учебы, в 1764 году, вступил в организованный учителем кружок патриотов под названием «Гельветическое общество „У скорняков“».

После ухода из Коллегиума встречи в «Гельветическом обществе» и подготовка к ним стали основным делом нашего героя.

Но что за странное название у революционного кружка?

Почему «У скорняков» — это еще понятно: кружок собирался в доме цеха кожевенников. Но почему — «гельветическое»? Что за слово такое?

Гельвеция — это женский образ, символизирующий Швейцарию.