Мейтленд вздрогнул от неожиданности.

– Пять месяцев?

– Да. Впрочем, не подряд – пришлось сделать большой перерыв, – подтвердил Розенберг. – Не все идет по плану. Двоих мы потеряли.

– Проблемы с кишечником?

– Нет, легочная инфекция. Вот такая неудача.

Мейтленд кивнул.

– А в следующий раз сколько будет длиться терапия?

– Посмотрим, сколько понадобится, – ответил Розенберг. – Я вам сообщу, как идут дела.

Когда все пациентки снова уснули, Мейтленд похвалил сестру Дженкинс.

– Отличная работа, – тихо произнес он.

Снова Мейтленд говорил и действовал четко, по-военному. Американцы направились обратно в кабинет вместе с ним, я же вернулся в комнату сна. На прощание Розенберг сжал мою руку и проговорил:

– Будете когда-нибудь в Нью-Йорке – сразу звоните. – Глаза его светились живым умом.

Я поблагодарил за приглашение.

В половине четвертого «ягуар» все еще стоял около больницы. Но, когда я выглянул в окно два часа спустя, обе машины уже уехали.

Тем вечером я сидел возле бюро и пытался закончить статью, но остался недоволен написанным. Язык был слишком сух, предложения отрывисты – текст читался трудно. К тому же разболелась голова – видимо, из-за тщетных попыток сосредоточиться. Я закурил сигарету и подумал о Джейн. Закрыл глаза, и наш поцелуй предстал передо мной во всех подробностях. Я вновь ощутил вкус ее губ, запах ее духов.

После поездки в Саусуолд нам всего один раз удалось поговорить наедине. Я предложил снова встретиться в выходные, но Джейн уже пообещала матери, что навестит ее в Лондоне. Джейн крепко сжала мою руку и сказала: «Ничего. Мы обязательно справимся». Правда, я не совсем понял, о чем она.

От мощного порыва ветра задрожали оконные стекла. Я решительно перечеркнул только что написанные два абзаца. Затушил сигарету и убрал бумаги в нижний ящик. Резерпин был все еще там. Руки не доходили выбросить. Я взял таблетки, повернулся к мусорному ведру, но почему-то передумал и положил лекарство на место. Посмотрел на часы. Было половина двенадцатого.

Зевая, прошаркал по коридору и добрался до спальни. Нащупал в темноте выключатель. Раздался тихий щелчок, и комнату озарил свет. Вот большая металлическая кровать, комод, массивный платяной шкаф. А посередине ковра, примерно в ярде от меня, поблескивал какой-то маленький предмет. Я присел на корточки.

– Это же…

Я и сам не заметил, как произнес эти слова вслух, голос звучал неестественно громко.

Я поднял предмет и положил на ладонь. Это было обручальное кольцо. Я попытался надеть его на указательный палец, но мне оно было мало. Вне всяких сомнений, кольцо женское.

Неужели я стал жертвой розыгрыша? У Хартли есть запасной ключ… Но я тут же сообразил, что ни он, ни сестра Дженкинс не похожи на любителей подобных забав. К тому же трудно представить, чтобы эти двое что-то делали вместе. Может, сестра Дженкинс приказала Хартли подбросить кольцо ко мне в комнату, чтобы потом обвинить меня в краже? Нет, это какая-то глупость. В голову приходил один вариант за другим, и все одинаково нелепые. Оставалось одно: Алан Фостер спрятал кольцо сестры Дженкинс в заднем кармане моих брюк, а сегодня утром, когда я одевался, оно выпало. Тот факт, что я не почувствовал кольцо в собственном кармане, только лишний раз доказывал, как я замотался на работе.

Я уже хотел звонить сестре Дженкинс, чтобы сообщить, что кольцо найдено, однако решил, что не стоит говорить ей правду. Чего доброго, подумает, что я слишком рассеянный, или обвинит в халатности. А потом еще поделится наблюдениями с Мейтлендом. Как следует поразмыслив, я решил сочинить какую-нибудь историю, чтобы не выставить себя с неблаговидной стороны. Положил кольцо на тумбочку и откинул с кровати покрывало.

Лежа в постели, я слушал шум моря и вспоминал поцелуй с Джейн. Вскоре могучие волны унесли меня в океан сна.

«От доктора Джозефа Грейсона

Отделение психологической медицины

Королевская лондонская больница

Уайтчепел

Лондон E1

23 июня 1955 года

Доктору Хью Мейтленду Отделение психологической медицины Больница Святого Томаса Лондон SE1

Уважаемый доктор Мейтленд! Спасибо, что согласились принять пациентку, о которой мы с вами вчера говорили по телефону, – мисс Изабель Джойс Стивенс (дата рождения – 12.10.1929, адрес – Олд-Элмс-Хаус, 28, Роуп-стрит E2). Я наблюдаю ее уже пятнадцать месяцев и хотел бы услышать ваше мнение относительно того, что следует предпринять в дальнейшем. Пациентке двадцать шесть лет, но за свою короткую жизнь она успела обзавестись сразу многими диагнозами, причем некоторые довольно необычные. Среди них – маниакально-депрессивный психоз, меланхолия и катоптрофобия. Мое мнение таково: пациентка страдает от тяжелой формы маниакально-депрессивного состояния с ярко выраженными психотическими расстройствами.

Вот биография пациентки. Отец ее во время войны получил тяжелое ранение и работать не может. Мать – швея, работает на одежной мануфактуре в Бетнал-Грин. Есть сестра Мод, младше на три года. Мисс Стивенс родилась недоношенной и развивалась медленно. Говорить и ползать начала очень поздно, в начальных классах часто пропускала занятия из-за слабых легких. Правда, со временем нагнала сверстников и, закончив школу, устроилась на работу официанткой в кафе.

Но, когда девушке исполнилось девятнадцать лет, характер ее изменился: она становилась то крайне апатичной, то, наоборот, порывистой. Кроме того, у мисс Стивенс развился страх перед зеркалами, она заставила родителей прикрыть все отражающие поверхности в доме. Когда спрашивали, чего именно она боится, девушка ничего вразумительного ответить не могла. Ею занимался семейный врач, доктор Флетчер, большой поклонник Фрейда и психоанализа, но, как и следовало ожидать, его методы лечения желаемого эффекта не оказали. Мисс Стивенс вела себя все более странно, в результате чего потеряла работу.

Несколько месяцев подряд девушка лежала в постели, почти не вставая, затем настроение ее улучшилось, страх перед зеркалами как будто исчез, но одни симптомы тут же сменились другими. Мисс Стивенс почти не спала, стала очень разговорчивой, у девушки появились сверхценные идеи – например, она утверждала, будто ее приглашают в Голливуд, и скоро она будет знаменитой актрисой. Начала носить вызывающую одежду, регулярно посещала увеселительные заведения, где пользовалась большой популярностью у мужчин. Разумеется, о мисс Стивенс пошли дурные сплетни. Когда до родителей дошли слухи о поведении дочери, в доме начались скандалы. Судя по всему, конфликты были крайне ожесточенные – доктор Флетчер замечал синяки на лице пациентки, один раз она пришла хромая, с сильно распухшей щиколоткой. Наконец поняв, что фрейдистские методы в этом случае недостаточно эффективны, доктор Флетчер направил мисс Стивенс к моему предшественнику, доктору Медоузу. Тот настоял на госпитализации, пациентка провела в Королевской лондонской больнице два месяца. Доктор Медоуз лечил ее бромидами. Данный подход поначалу оказал положительное воздействие: пациентка стала более спокойной и менее экспансивной, но вслед за этим у мисс Стивенс началась депрессия. С тех пор биполярное расстройство продолжало развиваться, причем во время маниакальной фазы пациентку из больницы выпускали.