href="ch2-36.xhtml#id24" class="a">[36]

Зрим пред собою множество предстоящих,

а не воспоминаем ово во гробех лежащих,

и не помышляем, яко тацем же всем быти,

а — кому сколко ни жити, а смерти не избыти!

Цари же паки и владетели царство к царству привозхищают

и тем велию себе хвалу и честь приобретают.

Вельможи же их, видяще к себе честь велику,

а не воспоминают во уме своем, како бы им достигнути к праведных лику.

А богатии богатство к богатству прилагают

и во всяк день прибытки к прибыткам причитают,

и радуются, и веселятся, зря на свое богатство,

а не помышляют, како бы им внити в небесное царство.

А нищий и неимущий о нужных своих пекутся,

також и тии — далече от Христа своего и бога несутся.

А инии о иных своих потребах всегда попечение творят,

також о души своей мало прилежат

и во вся дни живота своего пекутся о своих телесных,

а не поминают по себя посланников безвестных.

Неложно бо есть сей свет прелестная пиявица.

Радует же ся и тот, на ком лежит и малая славица.

Вящшая же слава и болши ум возвышает

и душевныя добродетели творить не повелевает;

по Великому Богослову[37]: не токмо египтян льстит,

но и всех нас, иеросалимлян[38], очеса межит.

Еще же и самый пастырский жезл держащих

и посническое житие проходящих

честию и славою, и саном прелщает

и ум их к возношению возставляет.

И паки глаголет златый языком Иоанн,[39]

иже от чрева материя божественным светом осиян:

Мир сей яко лукавая блудница,

поистинне, яко злоковарная лисица.

Неложно бо паки речено, яко мзда омрачает очи мудрых[40]

и творит их аки безумных и немудрых,

и от того их погибают правыя глаголы,

и чинятся в них душевныя от того расколы.

Сего ради не даст сей свет о души своей пещися,

и до конца прелести его не отрещися:

Не токмо в славе и богатстве живущии

и радуются, и веселятся,

но и в недостаточных житиях пребывающии

о смертном часу не тщатся;

вся дни живота своего пекутся о телеснем потребстве

и помышляют же о суетном и о земнем богатстве.

Понеже сей свет прелестными своими зло льстит

и ум наш, и сердце всегда веселит,

и паки сладостен и радостен нам является,

потому слабый наш ум к нему прилепляется.

Не вем, како бы ум и мысль приложити,

развее на всесилнаго бога надежда вся возложити,

чтоб всякому христоименитому конец благ получити

и с ним, со Христом и богом нашим, во веки веков жити.

Не хощет бо он, творец наш и бог, никому погибнути,

и нам бы к нему сердцы своими слово благо отрыгнути,

и к добродетелем его всегда подвизатися,

и противу супостат своих вооружатися.

Слово 3-е.

О человечестей плоти

Что же рцем или что возглаголем о многоработней нашей окаянней плоти?

Якож вначале рехом: бываем бо некогда ея ради яко безсловеснии скоти.

Или, рещи, горши того безсловеснаго скота,

забываем бо ея деля вечнаго живота,

внегда бо вь ея хотении пребываем,

а к вечному селению не помышляем.

И паки день и нощь об ней печемся,

тем от Христа своего и бога далече несемся.

Не токмо они, невернии,

но и мы — вернии,

окаянному своему телу угождаем

и никако ж к вечному тому пребыванию помышляем.

Кто силен будет тело свое уморити,

тот возможет и душу свою от вечныя муки свободити.

Аще кто в похотение его вдастся,

тот и нехотя в места мучения предастся,

день бо и нощь во своих похотех пребывает

и госпожу свою аки злый конь всадника низлагает[41].

Не вемы, како ея <плоть нашу> смирити,

душу свою от вечныя муки свободити,

совокуплена бо есть с нею, безсмертною царицею,

и сотворенна бысть тако ж всесилнаго бога десницею;

и друга без другой не можета зде быти,

а и во оном же веце вкупе же имут жити.

Аще добре или зле зде пожиста,

райския или адския двери себе отвориста.

Ох, увы, злая и лютая томителница

и всякого греха любителница,

паче всех любодейца,

госпожи своей и себе лютая злодейца!

Пространное ж ея деяние не у время зде написати,

могут о том любомудростныя книги сказати —

какова ея сила и действа,

и многая ея различная злодейства.

Мы же зде вкратце абие изрековаем,

к вашей духовней любви предлагаем.

Кто неработен будет своему телу

и кто тако потщится к духовному делу,

якож день и нощь о телеснем своем потребстве печется

и от Христа своего и бога далече несется.

Того ради подобает противу ея аки храбру воину стояти

и воли ей в ея хотении не давати.

Аще и несть мощно души нашей без нея быти,

но обаче не все бы в ея хотении жити.

Тем подобает ея аки коня браздою крепким умом своим кому держати[42]

и во всех ея похотениих воли ей не давати.

Приложим же глагол

О несытой нашей утробе,

яко ж и выше рехом, смеятися нам творит,

видящи мертвеца при самом гробе

Ея ж многия вины от святых отец некто изрековает[43],

от нея ж лютое падение души нашей бывает.

И ин некто мудр и свят муж об ней изоаписа[44]

и вся ея мудрования тонце исписа.

И вси святии отцы об ней изрековают

и всегда утесневатися повелевают.

Понеже насыщение чрева целомудрие раззоряет

и бдению многу спону сотворяет,

и прочим добродстем супротивляется,

и никогда же к горнему пребыванию возвышается.

И аки свиния обыче в кале валятися,

всегда бо хощет чрез меру насыщатися.

И паки всегда к своим