Место действия: исправительное учреждение «Анян»

—… присвоить категорию четвёртого уровня и направить заключённую Пак ЮнМи для отбытия, вынесенного ей судом приговора, в отряд номер три…

Прошло три дня с того момента, когда я переступил порог тюрьмы Анян. Всего три дня из тысячи восемьсот двадцати пяти дней или, — ноль целых шестнадцать сотых процента назначенного срока заключения. За это время я успел изучить правила тюремного распорядка на уровне, оценённым проверяющими на «отлично». Заразных заболеваний у меня также не обнаружилось и сегодня классификационная комиссия, оценив совокупность этих двух фактов, приняла решение — выпустить заключённую Пак ЮнМи к остальным зэка, присвоив при этом ей самый низший, — «четвёртый уровень исправления».

Такой уровень присваивается всем новичкам. Далее, за «успехами» заключённого будут следить, занося заработанные им положительные и отрицательные «баллы показателей» на его специальный «счёт учёта». Если сумма на конец месяца на нём окажется положительной, то это будет основанием для классификационной комиссии перевести человека на уровень выше. В моём случае, — на третий. Расклад же по уровням таков: «низшему» разрешают только два свидания в месяц по тридцать минут, «третьему» даются три такие привилегии в месяц, «второму» — раз в неделю уже по часу. А «первый дан» может хоть каждый день видеться с родственниками.

Ещё, заключённые первого и второго уровней имеют возможность ежедневно звонить по телефонам-автоматам, находящимся в тюрьме и, если они успели провести за решёткой больше половины срока, то могут получить отпуск, сроком до трёх недель.

Короче, замначальника тюрьмы не врала, когда говорила, что нация заинтересована в скорейшем возвращении несовершеннолетних заключённых к нормальной жизни. Осталось только узнать, как заработать «положительные баллы», — и вперёд! Можно потратить весь срок заключения на их добывание. Непонятно только, — куда мне звонить каждый день, и кто будет ежедневно меня посещать, кроме мамы и, возможно, СунОк? Имеет ли для меня смысл зарабатывать «привилегии»? От работы, как говорится, — кони дохнут.

Адвокаты, согласно правилам, могут посещать своих подзащитных в любое время и срок свидания для них не ограничен. Так что, если мне понадобится срочно «передать весточку на волю», можно сделать это с помощью своего защитника. Только вот опять же, — передавать мне нечего и некому. Я чертовски одинок. За всё время здесь так и не успел обзавестись «контактами». Единственно, — МуРан, с которой нужно поговорить. Узнать, как там «замут» с дядиными кредиторами «мутится»? А больше общаться и не с кем. Если завтра меня здесь убьют, — никто и не вспомнит…

(Несколько позже)

В новой робе, сопровождаемый аж двумя надзирательницами, неторопливо «чапаю» по дорожке. Несу в руках картонную коробку с личными вещами. Всё (включая мой меланхоличный вид), — как в классическом дорамном штампе о переезжающем сотруднике. Единственно, что переезд осуществляется из одиночной камеру в общую, а место действия — тюрьма, но это так, «за кадром».

Комиссия определила меня, как сказали, в «блатной» отряд и якобы это хорошо. Убийцы вместе с другими «тяжкими» — сконденсированы в отряде « number one». «Единичка» означает не самых лучших, а указывает на повышенное внимание к данным людям. Корейская специфика.

Я так и не узнал, какую фразу следует говорить в Корее, представая первый раз перед сокамерницами. Надо было обеспокоиться, разузнать, но честно говоря, все три дня одиночки — продрых без задних ног. Спал, как днём, так и ночью. И голый пол не был помехой. Возможно, организм подобным образом восстанавливается после недавнего своего «закидона». Он, кстати, до сих пор не вспомнил пройдённую дорогу до храма и как ему удалось не попасть в поле зрения телекамер. Нет в голове у него ничего и всё тут! Настоящая амнезия…

Так. Похоже, — дотопали. Серёга, не боись! Тут всё же не совсем как бы настоящая тюрьма, а место перевоспитания несовершеннолетних девочек… Упс! Фига себе, кобылы-то какие! Вот это сиськи!

* * *

СоМи! — повелительно произносит надзирательница, первой вошедшая в помещение. — Вот тебе новая подопечная.

Сделав шаг в сторону, она указывает дубинкой на ЮнМи, стоящую с коробкой в руках.

— Принимай свежачок! — командует она.

Низкорослая черноглазая девушка в арестантской робе, которую назвали СоМи, кланяется в ответ, делает несколько шагов вперёд и, остановившись, внимательно смотрит на новенькую. Позади ней, другие жительницы камеры, повставав с постелей, или оставшись сидеть, но вытянув шеи, тоже усиленно разглядывают пополнение.

— Обалдели, да? — обведя взглядом замерших девушек, насмешливо спрашивает надзирательница. — Не ожидали, что вам такое счастье привалит?

— СоМи. — говорит она, вновь обращаясь к старшей по камере. — Чтобы аккуратно с ней. Помнёте мировую звезду, — строго спросят со всех. И с тех, кто «ничего не делала, просто смотрела».

— Всем ясно⁈ — рявкает тюремщица, обращаясь к заключённым.

— Да… — нестройно раздаётся в ответ.

— То-то. СоМи, зайдёшь потом в администрацию на инструктаж.

— Так точно, госпожа. — с поклоном отвечает старшая.

— Знакомьтесь. — милостиво предлагает надзирательница, махнув в сторону ЮнМи дубинкой. — И помните: я всех предупредила.

Развернувшись, охранницы выходят, закрыв за собою дверь. Наступает тишина. Пара десятков пар глаз внимательно и цепко оглядывая, изучают вновь прибывшую.

— Аньён. — улыбаясь, произносит ЮнМи, поняв, что пришла её очередь говорить. — Меня зовут Агдан. Отбываю наказание по статье тридцать — «уход с воинской службы». Осуждена на пять лет. Два года из них я проведу в « Анян». Надеюсь, они не будут скучными.

Продолжая улыбаться, ЮнМи спокойным взглядом обводит молчащих зэчек. Пауза несколько затягивается.

— Вау-уу… — нарушая тишину, неожиданно раздаётся голос откуда-то из заднего ряда. — Томбой! Милый хён!

После выкрика тишина длится ещё несколько секунд и сменяется дружным смехом.

Улыбка сползает с лица ЮнМи. Двумя руками крепко прижимая к себе коробку с вещами, она хмуро смотрит на веселящихся сокамерниц.

Время действия: седьмое января

Место действия: загородный дом семьи ЧжуВона

— Это слишком много. — недовольно произносит сидящий в кресле ЧжуВон. — Пять лет, для девчонки — это неправильно.

— Закон суров, но это закон. — со слышимой иронией в голосе отвечает ему МуРан.

— Хальмони, вот ты смеёшься, а она сейчас в тюрьме сидит. Непонятно с кем.

— Почему — непонятно? С преступницами.

ЧжуВон поднимет взгляд и смотрит своей бабке в глаза.

— ЮнМи не рождена для тюрьмы. — веско произносит он.

— А для чего она рождена?

— Не знаю точно, но уверен, — совсем не для того, чтобы провести пять лет среди отбросов общества.

— Ты что-то предлагаешь? — заинтересованно спрашивает МуРан.

— Её нужно оттуда вытягивать, пока она не потеряла творческие способности.

— Каким образом? Если подразумеваешь связи отца, мне кажется, с этим ты ошибаешься. ДонВуку не нравится ЮнМи. И об этом он несколько раз говорил. Мой сын осторожен и не станет ввязываться в скандальное дело, за которым следит вся нация.

— Действительно. — саркастически хмыкает ЧжуВон. — Несовершеннолетняя девушка осуждена за дезертирство! Что может быть скандальнее?

— Когда несовершеннолетнюю девушку мобилизовали в армию, тебя это не возмущало. Что изменилось с той поры?

— Хальмони… пожалуйста, не делай вид, будто не понимаешь. ЮнМи приняли в ряды вооружённых сил в качестве украшения. Как АйЮ взяли в министерство внутренних дел.

— Она-то поумнее оказалась. Не нарушает правила и всё у неё хорошо. Не то что Агдан.

ЧжуВон недовольно поджимает губы.

— Просто для ЮнМи неудачно сложились обстоятельства. — спустя пару секунд молчания поясняет он. — АйЮ не травили так, как её.

— У «сестрёнки нации» жизнь тоже была не мёдом помазана. Но она не сломалась и выдержала.

— ЮнМи тоже — «не сломалась»!

— Чего тогда переживаешь за неё?

— Я привёл её в армию. И поэтому чувствую за это ответственность.

— Только поэтому?

— Ещё потому, что безрассудно сажать в тюрьму девятнадцатилетнюю лауреатку «Хьюго» и 'Грэмми! Какое может быть творчество после пяти лет заключения? Нация просто потеряет свою талантливую представительницу, и всё.

— То есть, ты не за ЮнМи, а за всю Корею беспокоишься?

— Любой патриот страны подумал бы об этом. Она никого не убила, никто не пострадал. Зачем было давать такой большой срок?

— Затем, что так определено законодательством. Внучок, а какие у тебя мысли о её побеге в храм?

— Просто нервный срыв, который случается у творческих людей. На ЮнМи последнее время оказывалось очень большое давление. Ты ведь не станешь с этим