К паникерам, сулившим стране голод, разруху и непременное возрождение тирании, Серегин не примыкал, а вот побывать за границей и попытать там счастья ему хотелось, тем более, исчезнуть из города, где его активно искали взбешенные бандиты, следовало хотя бы из соображений элементарной безопасности.

Помог школьный друг Кеша, также недавно вернувшийся из армии, ныне — праздношатающийся, подрабатывающий где придется, и безоглядно устремленный в страну своей мечты — Америку, которую, как и Серегин, видел лишь фрагментарно на экране телевизора — в новостных программах и в размытых копиях переписанных видеолент. Отсутствие объективной информации Кешу не смущало: страна Америка существовала в его сознании неким вожделенным раем земным. Однако американские дипломаты, опомнившиеся от радостей первого наплыва симпатизирующих их стране граждан коммунистической державы, быстро сообразили, что едут к ним не гости, а нелегальные переселенцы, и вскоре получение визы для ее соискателей начало представлять процедуру муторную и обремененную многими формальностями.

Осторожный Кеша в боязни получить отказ, начал искать «концы», гарантирующие обязательность появления в его паспорте лилово-розового чернильного штампа, представлявшего пропуск в иной мир. Поиски заняли время, но вскоре товарищи навестили некий офис, где за столом, заваленном ворохом заполненных посольских анкет, восседал тип лет сорока, целиком в изучение анкет погруженный.

Внимательно рассмотрев личности очередных клиентов, возникших на пороге, тип молвил:

— В какую же делегацию вас воткнуть? — И далее, заведя продувные зенки к потолку, молвил в раздумье: — Закупка водоочистной системы для канализации Урюпинска? Нет, не тот типаж… Эксперты по машиностроению? Возраст… Эй! — Внезапно крикнул он в сторону смежной комнаты: — Светик! Мы группу молодых художников еще не укомплектовали?

— Одно место есть! — ответствовал бодрый девичий голосок.

— А два?

— Два, так два!

— Заполняйте анкеты. — Тип придвинул друзьям чистые бланки. — Едете от Союза художников России. Как молодые таланты. Приглашены вместе со своими работами на выставку в Бостон. Собеседование завтра, вовремя успели. Залог — по двести долларов с носа.

— А если не пройдем? — поинтересовался Кеша.

— Значит, вернем залог, — ответил загадочный тип.

У этого парня был беспроигрышный бизнес.

Следующим утром в компании десятка разнополых младых существ, одетых одинаково расхлябанно и предметом под названием «расческа» пренебрегающих, Серегин и Кеша канули в пристройку правого крыла американского посольства, где из окошечка с бронированным стеклом, осмотрев их банду, пожилой консул в свисающих к носу очках, буркнул в микрофон:

— Мне нужны фотографии ваших работ! — И — один за другим выбросил на стойку через прорезь в окошечке паспорта, отмеченные траурной печатью отказного решения.

С общим тоскливым воплем, переходящим в беспомощные причитания, претенденты вывалились из пристройки, устроив оперативное совещание на улице под неприязненными взорами охранявших посольство оборотней в погонах — гэбэшников в милицейских шкурах.

Кляли контору аферистов, скрежетали зубами от досады и жаждали возврата залога, двинувшись дружной негодующей толпой по известному адресу.

Деятель от незаконной иммиграции по-прежнему вальяжно восседал в кресле за столом, его звонкоголосая помощница стучала по клавиатуре компьютера, а рядом с аферистом на стуле смиренно сидел очередной, вероятно, соискатель заграничного счастья.

На толпу, ввалившуюся в мошенническое переселенческое заведение, его шеф отреагировал с редким равнодушием, буркнув:

— Ну, чего там у вас стряслось?

Выслушав претензии, привычно повернул голову к смежной двери, дав указание:

— Светик! Возьми фотоаппарат и дуй на выставку «Живописцы двадцатого века». Я же тебя предупреждал, что фактура понадобится! Давай быстро, этим двоечникам завтра на пересдачу!

Следующим утром соискатели вновь навестили посольство, предоставив ответственному лицу фотографии полотен российских мастеров, цинично охарактеризованных ими в качестве собственных работ. Творческие усердия гениев прошлого произвели на дипломата должное впечатление. Он даже вступил в договор с одним придурком, предъявившим ему по собственной инициативе изображения «Явление Христа народу» и «Иван Грозный убивает своего сына», о возможности продаже ему копий, в чем был бессовестно заверен.

В итоге, поразившись многосторонности младых талантов, представляющих различные направления как в традиционных, так и в модернистских манерах письма, консул тут же дал согласие на отъезд всей шараги, не утрудившись дополнительными расспросами.

Воистину — великая сила искусства!

Родителям и Ане Серегин сказал, что уезжает подработать на пару месяцев, хотя не был уверен, что продержится на чужбине более двух недель. Уезжал, тяготясь отъездом, с ощущением совершаемой ошибки, но отчего-то не мог противиться своим планам, хотя, собственно, какие у него были планы? — сплошная безвестность…

А глядя в глаза Ани, которую любил и, тем не менее, оставлял, влекомый придуманными для себя чарующими горизонтами, пытался найти себе оправдание в том, что, дескать, непременно вернется и разлука — ненадолго…

О чем довольно искренним тоном повествовал, тяготясь доверчивостью Ани, ее угнетенностью перед расставанием с ним и — одновременно, самим собой — неверным и лживым…

Вскоре самолет уносил его и Кешу в Америку. Неутомимый романтик Кеша двинулся автостопом в Лос-Анджелес, в Голливуд, где мечтал сделать карьеру киноартиста, а Олег остался в Нью-Йорке, сняв место в ночлежке за пять долларов в день и приступив к поискам работы.

В очередной воскресный день, сидя на одной из лавочек, установленных на набережной у океана, в тревожных раздумьях о катастрофическом безденежье и невозможности обрести хоть какую-либо поденщину, он спросил проходящего мимо парня, как лучше добраться в район Куинс. Тот, подсев к нему, изложил варианты маршрутов.

Парень говорил на правильном, но каком-то деревянном русском языке и, как выяснилось из дальнейшей беседы, являлся по отцу потомком послереволюционных эмигрантов, а по матери — отпрыском первого поколения переселенцев из Англии. Причем, по нахальному утверждению, англосаксонские корни его тянулись едва ли не к нынешнему королевскому роду. Звали его Джон. Был он добродушен, смешлив, слегка суетен, но, чувствовалось, и расторопен в принятии всякого рода решений, что продемонстрировал Олегу незамедлительно, выслушав повествование о его мыканиях в чужедальней стране.

— Вообще-то предложения с трудоустройством имеются, — сказал он. — Мне вот точно нужен напарник уже сегодня, если, конечно, ты не трус и не рохля… — Последнее словечко было явно заимствовано из словаря русской бабушки Джона, урожденной еще в девятнадцатом веке.

Однако после этой фразы в чистом океанском воздухе запахло криминалом, и Серегин привычно подобрался.