Оливер останавливает машину в метрах пяти от машины Ника. Когда он поворачивает голову ко мне, его лицо совершенно бесстрастное. Он улыбается мне и чешет бровь большим пальцем.

– Ани… – Оливер протягивает руку ко мне, обхватывает своими пальцами мои. – Не знаю в курсе ли ты… В общем, на следующей неделе начинается турнир по вольной борьбе. Я участник. И мне… мне будет приятно, если ты придёшь за меня поболеть. Что думаешь?

– Я… – короткий взгляд в сторону Ника подтверждает, что парень застыл на месте насмешливым изваянием, и жжение на коже у виска – действие его тяжёлого взгляда. – Я не фанат драк, Оливер, даже спортивных. Но… я подумаю, хорошо?

– О большем не прошу.

Оливер не отпускает мой взгляд и крепче сжимает мои пальцы, в воздухе между нами начинает искрить напряжение, от чего мне становится очень неловко. Я аккуратно высвобождаю свою руку и тянусь к рычагу дверцы:

– Спасибо, что подвёз меня, Оливер.

– Брось, мне понравилось с тобой разговаривать, милая русская.

Ну всё, довольно. Ещё раз неловко улыбаюсь ему и наконец спрыгиваю на землю. После кондиционера машины, кожу и нутро приятно согревает влажно-горячий воздух Калифорнии. Всё же я обожаю здешний климат.

Внедорожник Оливера катит по дороге вперёд, я вижу, как сам парень смотрит на Ника и, прежде чем проехать мимо его машины, выставляет ладонь в приветливом жесте.

Один-один, Никлаус, верно?

Я встречаюсь с тёмными глазами, и буквально вижу в них обещание новых проблем. По коже бегут мурашки, и я непроизвольно обнимаю себя руками, а затем быстро направляюсь в дом.

Бэлл права: нужно придумать, что с этим всем делать.

Ничего путного, конечно же, на ум не приходит. Возможно, виновато твёрдое желание вообще в этом не учувствовать. Я не хотела ничего подобного. Совсем.

Никлаус к ужину не возвращается, куда бы он не уехал ранее, потому ем я в гордом одиночестве. Роберт и моя сестра сегодня ужинают у друзей первого. Благо после вчерашнего пира холодильник под завязку набит едой.

Заниматься уроками нет никакого желания, потому, вооружившись ведёрком шоколадного мороженного, я разваливаюсь на диване в гостиной и в полутьме смотрю любимый комедийный сериал.

Я напрягаюсь, когда слышу, как открывается дверь, но заставляю себя расслабиться и сосредоточится на экране огромной плазмы.

Никлаус появляется в проходе гостиной спустя минуту, я игнорирую его присутствие. Делаю вид, что увлечена сериалом. Старательно делаю такой вид. Он опирается плечом на косяк, скрестив руки на груди, и молча смотрит на меня. Напряжение, не исчезнувшие до конца, начинает звенеть в ушах. Сердце с каждой секундой набирает обороты, разгоняя по венам горячую кровь.

Чего он добивается? Решил покончить со мной одним только взглядом?

Каждая секунда его молчания кажется бесконечной, и ужасно выматывает. Но я держусь из последних сил. Я не посмотрю на него. Не поинтересуюсь вежливо: какого чёрта он уставился на меня и молчит. Нет. Я буду абсолютно, до самых кончиков ногтей пальцев рук и ног, безучастной.

Когда он, наконец, так же молча уходит, я выдыхаю с облегчением, роняя голову на подушки дивана. Ужас какой-то, ей Богу! Меня почему-то начинает знобить, и я не могу сосредоточиться на сериале следующие десять минут подряд.

Я бросаю всякие попытки досмотреть серию до конца, выключаю телевизор и, выбросив ведёрко от мороженного в кухонное ведро, поднимаюсь наверх.

Моё внимание привлекает косой луч света из-за не закрытой до конца двери Запретной комнаты. Я прохожу ближе, скользя ладонью по гладкому перилу лестницы, и вижу в просвет двери угол широкой кровати, а затем его закрывают ноги Никлауса. Я вздрагиваю, но поднимаю глаза выше, как раз в тот момент, когда парень не очень ловко снимает с себя чёрную футболку. Он бросает её куда-то на пол, а я не могу отвести ошарашенного взгляда от его груди. Ровно посередине её прорезает хирургический шрам.

Смотрю выше и вздрагиваю сильней. В ответном взгляде Ника сплошная чёрная бездна. Она подчиняет, заставляет врасти ступнями в пол и пугает до колик в животе. Холодная и ничем не прикрытая ярость. Вот что я вижу в чёрной бездне его глаз. Нутро дрожит, а по позвоночнику скользят липкие щупальца страха, но, клянусь, я физически не могу разорвать этот мучительный, даже болезненный, зрительный контакт.

Никлаусу приходится сделать это самому.

Он в пару стремительных шагов достигает двери в свою комнату и громко её захлопывает.

Меня, словно сокрушительной волной сбивает с ног чувство стыда, и мои ноги подкашиваются. Я отталкиваюсь от перил, за которые отчаянно вцепилась пальцами пару секунд назад, и спешу закрыться в своей комнате.

Но до кровати, на которую я хочу упасть и накрыть голову подушкой, я не дохожу.

За спиной бабахает дверь, я резко разворачиваюсь к разъярённому Никлаусу лицом и спешу извиниться:

– Ник, я не хотела…

– Подглядывать? – обманчиво равнодушно интересуется он, надвигаясь на меня. – Или садиться в тачку великолепного Оливера?

– Что… – хмурюсь я, занятая тем, что пячусь.

– Что он тебе пообещал? – усмехается он жёстко. – Любовь до гроба? Луну с неба? Или тебе хватило парочки комплементов, чтобы тут же запрыгнуть в его тачку, на подобие горной козочки? Мозгов у тебя столько же, верно?

– Ник, пожалуйста…

Я не договариваю, потому что ноги упираются в кровать, и я от неожиданности заваливаюсь на неё. Ник совсем рядом. Возвышается надо мной холодной и грозной глыбой. Он жёстко обхватывает моё плечо пальцами и дергает меня вверх. Другая его рука, болезненно цепляя мои волосы, твёрдо фиксирует затылок. Я вынуждена смотреть в его блестящие яростью глаза, задрав голову. Вынуждена от бушующих внутри чувств часто дышать. Вынуждена ощущать на своей коже его горячие дыхание с терпким ароматом… алкоголя.

Боже…

– Я почти поверил в то, что у тебя есть гордость, – вновь усмехается он. – Но ты не лучше тех шавок, что заглядывают в его рот, прыгая вокруг на долбанных носочках.

– Прекрати. Ты пьян, Ник, и не понимаешь, что говоришь.

– О, я понимаю… – хищно улыбается он, укладывая ладонь на мою щёку. Большой палец касается нижний губы и тянет её вниз, взгляд становится абсолютно чёрным.

И это уже слишком.

Я резко отворачиваюсь и, просунув ладони между наших тел, толкаю Ника в грудь. От толчка я и сама вновь заваливаюсь назад. Быстро сажусь, забираюсь на кровать с ногами и отползаю к другому краю.

Я не терплю пьяных, агрессивно настроенных людей! Не выношу до отвращения! Я их… я их боюсь…

Потому я почти кричу, пока Ник восстанавливает равновесие: