любой другой поезд, ведь мне безразлично, куда направляться и где я в итоге окажусь, но я купила билет именно на этот рейс – почему?!

ГЛАВА 9

РЕАКЦИЯ

АДРИАНА БОНД

Прижимаясь спиной к стене, я широко распахнутыми глазами смотрю на Брайана – он вовремя оттолкнул нас с коридора, но мы всё равно оказались в западне: сто́ит вооруженному мужчине войти в кухонную зону, и мы сразу же окажемся в поле досягаемости его пуль! Вот только… Нас двое и мы стоим в разных частях вагона, а он всего один, значит… Это значит, что повезёт тому из нас, в сторону кого не будет направлено дуло.

Продолжая ошарашенно смотреть на Брайана, я одними губами произношу вопрос: “Это что, террорист?!”, – на что мужчина, к моему ужасу, положительно кивает.

– Эй, вы, двое в кухонной зоне! – вдруг раздаётся громкий мужской крик, и моё сердце мгновенно падает. – Я вас видел! Выходите! Немедленно! В противном случае я начну стрелять в пассажиров…

Кажется, у меня похолодели не только кончики пальцев, но всё тело разом… Вооруженный террорист в поезде! Он хочет убить нас?!

Я смотрела на Брайана в упор, надеясь на то, что его широко вздымающаяся грудь вдруг замрёт перед каким-нибудь важным движением, но прежде чем мы успели хоть что-то придумать, в пространстве раздался оглушительный хлопок – он выстрелил!

– Следующий выстрел будет в человека! У вас всего три секунды, чтобы принять решение! Один! Два!..

Брайан резко отстранился от стены и встал посреди коридора. Как бы сильно в этот момент мне ни было страшно, я не могла опуститься до трусости и тем более до низости, так что сразу же последовала за ним. Однако же… Он был впереди – из-за его широкой спины едва ли можно было толком рассмотреть моё присутствие. Пока я пыталась сквозь громкое биение собственного сердца расслышать шокированные возгласы других пассажиров, мой взгляд ошарашенно вцепился в поясницу стоящего передо мной мужчины: он заткнул за пояс нож, с которым ходил к машинисту!

– Оба немедленно заняли ближайшие к вам места! Быстро!

Теперь я могла рассмотреть вооружённого: этот молодой мужчина был пассажиром бизнес-класса, до сих пор занимал седьмое место – первое слева от входа в вагон. Я уже думала последовать приказу, чтобы случайно не навредить другим заложникам, но в этот момент произошло нечто непредвиденное: приглушенный мужской вскрик, после которого Брайан бросился чуть влево и вперёд – кто-то напал на вооружённого сзади! Я успела понять только это и зачем-то схватила правой рукой бутылку шампанского, стоящую на кухонной столешнице – инстинктивно хотела прикрыться хоть чем-то, но под рукой оказалась только бутылка! Прежде чем я успела отпрянуть влево, одна из выпущенных пуль попала в бутылку – я почувствовала, как она треснула прямо в моих руках! Брызги и стекло разлетелись в разные стороны, я уже была всем телом в слепой зоне для стрелка, вновь оказавшись спрятанной за стеной кухонной зоны, но я еще не понимала, что избежала пулевого ранения – в руке всё ещё было зажато горлышко бывшей бутылки, по плащу стекала пена, в воздухе разлилась неприятная сладость… Всё происходило с такой скоростью, что я едва успевала запечатлять моменты.

В дверях кабины машиниста стоит с окровавленным боком проводница. У её ног почему-то лежит машинист. В кабине машиниста явно что-то случилось – я видела, как от приборной панели отскочила неестественная искра! Сколько пуль он выпустил?! Я на секунду зажмурилась и сосчитала: было три хлопка! Одна пуля прошла через мою бутылку, возможно, попала в проводницу или в машиниста, вторая пуля точно попала в одного из них, а третья, должно быть, влетела в распахнутую дверь кабины машиниста и вызвала искру в приборной панели… Я резко распахнула глаза и увидела, как проводница, держась за бок, медленно спускается вниз по стене, стремясь коснуться дрожащей рукой неподвижно лежащего у её ног машиниста…

Я выглянула в коридор и увидела, что Брайан, в компании с пассажиром среднего класса скрутил стрелявшего: они повалили мужчину на пол и заломили его руки за спину, действовали крайне агрессивно, но у меня не было претензий на этот счет – только, разве что, самой хотелось врезать подонку… Я снова вернула свой взгляд к проводнице и машинисту, опасаясь вдруг узнать, что со вторым произошло непоправимое, и, к своему ужасу, стала свидетельницей диалога, который предпочла бы никогда не услышать:

– Теперь я точно никому не нужен…

– Ты нужен как никто, Уилфред! Ты машинист! Ты нужен нам! Нужен мне! Уилфред!..

Я видела, как рука Уилфреда Мура безвольно упала, выскользнув из окровавленной ладони Хильды Рэйнольдс… Та самая рука, которая должна сейчас вести поезд, в котором еду я и еще с полтора десятка перепуганных до состояния полусмерти людей, прекратила всяческое движение.

ГЛАВА 10

350 МЕТРОВ В СЕКУНДУ

ЗЕД РУСТ – 30 ЛЕТ

Триста пятьдесят метров в секунду – с такой скоростью вылетают пули из отполированного ствола моего нового Glock-17. Месяц назад мне пришлось избавиться от старого CZ-75, хотя он был мне дороже, чем просто память – можно сказать, что на протяжении последних пяти лет моей жизни он был продолжением моей правой руки. Сейчас это продолжение покоится на дне Тежу, и я рад этому больше, чем жалею о данной потере.

Я сын нелегального немецкого эмигранта и проститутки французского происхождения, и хотя моё детство прошло на задворках маргинального общества, в моей жизни присутствовали оба родителя. Оба хороши: мать торговала своим телом, отец приторговывал палёным алкоголем собственного производства и проворачивал картёжные махинации. Чему эти двое действительно могли научить меня и в итоге хорошенько научили – воровать и быстро бегать. Впрочем, всегда выручавшая их скорость в один солнечный летний день подвела их– они не успели сбежать от обворованных ими клиентов, в результате чего их обоих и пристрелили в подворотне Ле-Мана. Мне было девятнадцать, я тогда уже три года как бродяжничал по португальскому побережью, так что узнал я об их смерти слишком поздно: спустя месяц после того, как их прах был помещен в одну общую урну – так сейчас хоронят нищих без прописки и знакомых, желающих и способных оплатить более-менее нормальные похороны усопших.

Воровать я стал рано. В пять лет впервые стащил часы, правда, стащил их у отца, за что был похвален и наказан одновременно – воровать следует не у своих кормильцев,