– Слушай, я тебе сейчас один телефон дам, – волнуясь, сказал Григорий. – Этого самого Стоковского. Он же сосед, должен знать. Только ты уж будь человеком – отпусти меня!

Оказывается, он все это время буквально изнывал от страха, и тот наконец прорвался наружу.

– Я по два раза не повторяю, – угрюмо ответил Будила. – Сказал, что отпущу, значит, в натуре отпущу! Давай телефон и уматывай!..

Водитель быстро достал из бардачка ручку и клочок бумажки. Написал на нем несколько цифр.

– Вот, – сказал он, протягивая записку Будиле. – Арсений Валентинович… Он или рано утром дома, или поздно вечером. Очень поздно – работа такая, – рука у него мелко дрожала.

– Ладно, свободен! – разочарованно бросил Будила, пряча листок в карман, туда же, где лежал пистолет. – Тачку я пока забираю! Мне нужнее.

Григорий слегка вздрогнул, но прекословить не стал. Лишь слегка замялся, прежде чем взять с сиденья затрепанную дубленку Будилы. Но на улице вьюжило, и он не стал долго ломаться. Держа дубленку в руках, он выбрался из машины. Где-то рядом предостерегающе свистнул локомотив. Григорий отшатнулся и почти бегом метнулся к серой бетонной стене, тянувшейся вдоль полотна.

Будила словно очнулся. Он посмотрел по сторонам звериным взглядом и быстро пересел за руль. Завел мотор, с хрустом сдал назад, едва не завязнув в сугробе, наметенном вокруг сизых кустов, а потом погнал машину обратно, пока не выехал на широкую, забитую машинами улицу.

Ехать ему было некуда. Ничего, кроме грязной общаги, где ютилось две сотни бесправных строителей, у него не было. Была еще их любимая пивнуха – там же, в двух минутах ходьбы, но сразу в нее соваться не стоило, это Будила понимал отчетливо. Если люди шефа и будут его где-то искать, то именно там. А искать должен он. Он должен выяснить, кто этот долбаный шеф и чего ему надо было от убиенного раба божьего, кровь которого Будила еще не смыл со своих рук. А вот когда Будила это узнает, он найдет способ заставить шефа расплатиться. Десять тысяч баксов ему должны, а слово надо держать. Тех, кто не держит слово, жестоко наказывают. Слава богу, в руках у него опять есть серьезная игрушка. Патронов маловато, но это дело поправимое.

Только это все дело будущего, а нужно думать, что сейчас делать. И Будилу вдруг прошибло горячим потом. Он сообразил, что тачку, на которой он раскатывает, как король, давно уже ищут, и с минуты на минуту его может тормознуть любой сопляк-гаишник. От тачки нужно было избавляться как можно скорее.

Он повернул обратно, переехал через мост, всей шкурой ощущая опасность, и успокоился, лишь завидев в стороне, совсем рядом, зеленовато-сизый силуэт леса. Это было то, что нужно.

Он свернул к лесу, загнал машину за ближайшие деревья и без сожаления там ее бросил – решил, что здесь ее не скоро найдут. А сам отправился на автобусную остановку. Как ни крути, а кроме как в Тайнинское ехать было некуда.

Пальтишко жало в плечах, и шапка все время норовила съехать с макушки, но Будилу это не смущало. В старой шкуре было бы хуже. Он вспомнил, как по телевизору перечисляли их с Фертом приметы – еще после первого убийства – один к одному. И портреты словесные показывали. Не Репин, конечно, рисовал, но сходство тем не менее улавливалось.

Он сменил три автобуса, прежде чем добрался до Тайнинского. Как ни странно, здесь Будила почувствовал себя гораздо лучше. С Газаряном, который нанимал его на работу, Будила давно был в конфликте, и тот же Газарян пообещал лично открутить ему голову, если еще раз увидит, но все равно здесь было гораздо спокойнее. Да и не боялся он Газаряна, хотя по-хорошему бояться как раз следовало бы. Газарян водил дружбу с такими отморозками, которые за бабки мать родную удавят.

Помотавшись немного по улицам и преодолев искушение завалиться в пивную, Будила придумал, что ему делать. На самой окраине поселка жила Екатерина, одинокая и неприхотливая баба, услугами которой пользовалась добрая половина залетных работяг, истомившихся без женской ласки. Красотой Екатерина не отличалась, да и свежести была далеко не первой – разменяла уже пятый десяток, но зато она имела собственный домишко и за стакан-другой бормотухи была готова на все. В ее хате постоянно торчал народ, разношерстный и полупьяный, а иногда вспыхивали драки, переходящие в поножовщину. Место было беспокойное, но участковый, наблюдавший за порядком, был прикормлен и по пустякам не привязывался. Будила решил, что лучшего укрытия ему не найти. До вечера он отсидится, подлечит нервы крепкими напитками, пожрет хорошенько, а потом вернется к серо-зеленому дому.

Эта идея казалась Будиле чрезвычайно остроумной. Никто и не предполагает, что он решится вернуться, а тем более что будет искать какие-то концы. Почему-то Будила был железно уверен, что водила Григорий никому ничего не скажет. В душе необразованный Будила считал себя великим психологом.

Екатерина, как всегда, была дома и, как всегда, была навеселе. Будиле она искренне обрадовалась, но не потому, что так уж его обожала, а потому, что он приволок с собой целый пакет жратвы и пару бутылок водки. На правах дорогого гостя Будила прокантовался у радушной хозяйки весь этот длинный день.

Ему относительно повезло – других гостей почему-то в этот день, можно сказать, не было. Лишь под вечер завалились двое из плотницкой бригады Газаряна. Будила не знал их фамилий – только имена: Мишка и Степан. Пришли они без денег, но с большим желанием выпить, и как-то само собой получилось, что в роли угощающей стороны выступил Будила. Ему хотелось пустить пыль в глаза.

Но деньги таяли слишком быстро, и вскоре падкие на дармовщинку плотники стали раздражать Будилу. Посиделки, как обычно это бывало у Екатерины, закончились дракой, причем полная и безоговорочная победа осталась за Будилой. Окровавленные и растерзанные плотники отступили и были выброшены за дверь, на мороз. Они еще некоторое время бродили вокруг дома, выкрикивая пьяными голосами неясные угрозы в адрес Будилы, но потом это им надоело, и они исчезли.

Некоторое удовлетворение от расправы Будила получил, конечно, но одновременно ему пришло в голову, что он упускает из виду главное. Впереди его ждало ответственное дело, а он тем временем разменивался на пустяки. Так не годилось. Он припрятал подальше деньги, которые еще не успел пропить, и завалился спать на продавленной кровати. Хозяйка давно уже отключилась, сидя прямо за столом и уронив на руки нечесаную голову.

Когда Будила проснулся, часы показывали двенадцать. На улице серебрился снег и мутно светились разрозненные огни. В темноте раздавался надсадный храп Екатерины. У Будилы трещала голова, и было погано на душе. Только сейчас он сообразил, что добраться ночью до центра Москвы будет непростой проблемой. Такси вызвать неоткуда, а попутка ни за что не остановится. Сейчас даже телефон найти было бы для него слишком большой удачей.

Но высиживать в грязной хате было уже нечего. Будила оделся, допил остатки водки, чтобы хоть немного умерить головную боль, и вышел на улицу.

Поселок казался пустынным, но ближе к автобусной станции Будиле повезло – он неожиданно наткнулся на группу нетрезвых подростков. Трое худосочных парней и две стриженые пигалицы в узких брючках. Они громко хохотали, сыпали без остановки матом и строили из себя крутых до невозможности. Вообще-то моральный облик молодежи Будиле был по барабану, но его внимание привлек мобильный телефон, по которому все порывалась звонить одна из девчонок.