её, захлёбываясь. Нам казалось, что дела наши идут хорошо, и в соответствии с этим и настроение наше было хорошее. Никто из нас не ожидал, что наше начальство в это время подкладывает нам свинью.

На электрической станции

В этот же вечер нашу роту неожиданно вызвали во двор экипажа. Я как поднадзорный остался в роте. Немного спустя вошёл «шкура» и приказал мне одеваться и идти на двор в строй. Я поспешно оделся и вышел.

На дворе стояли в строю 1-я и 2-я машинные роты, уже вздвоенные рядами. Народу из обеих рот набралось человек шестьдесят; тут же прохаживался молодой мичман. Я пристроился к левому флангу.

Раздалась команда:

— Налево кругом, марш!

И мы двинулись со двора во главе с офицером. Я спросил своего соседа:

— Куда мы идём?

— А чёрт его знает; кажется, картошку грузить.

— Что ты мелешь, какую картошку?

— Грузчики бастуют, а у кока картошки нет: ну, вот нас и гонят за картошкой. Сосед расхохотался. Потом уже серьёзнее ответил:

— Бастующих где-то хотят нами заменить. Мичман о «долге» говорил, ну, вот и идём долг выполнять.

За воротами мы увидели человек восемь кавалеристов, которые, выстроившись, поехали следом за нами. Трудно было понять, охраняли они нас от кого или конвоировали.

Целый час мы крутились по улицам, перешли Обводный канал и подошли к огромному заводского типа зданию и, усталые, остановились. У ворот и у окон здания стояли часовые; у канала, опираясь на перила, стояли рабочие и смотрели на нас с любопытством. Походило на правду, что нами хотят заменить бастующих рабочих. Я поделился своими опасениями с матросами.

Матросы насторожились; некоторые заговорили, не вернуться ли в экипаж.

Открылись железные ворота. Мичман скомандовал «смирно!», и мы, не успев обменяться мыслями, двинулись во двор. Ворота захлопнулись, и мы оказались отрезанными от улицы.

Двор был огромный, заваленный старыми паровыми котлами и каменным углём. Кавалерия, разбрасывая дробный топот, куда-то унеслась от ворот.

Во дворе нас выстроили. Мичман выступил перед нами с речью, в которой нам объяснил, что мы должны на этой электрической станции заменить забастовавших рабочих и пустить станцию в ход и что нам за это заплатят по три рубля в сутки и что работать мы будем под руководством инженера электрической станции. Потом мичман передал команду квартирмейстеру, приказал нам идти в станцию, а сам повернулся и вышел за ворота.

— Картошка, брат, дело, — обратился я к своему соседу.

— Да, выгрузили, можно сказать.

Сбившись толпой, мы ввалились в помещение электрической станции.

Огромные блестящие паровые машины непривычно поражали своей молчаливой неподвижностью: огромной величины паротурбины, как чёрные свиньи, лежали на блестящем полу станции. За дежурным столом возле распределительной доски сидели два человека в засаленных куртках. Это были инженер и механик электрической станции.

Инженер нам объяснил, что в нашу задачу входит пустить четыре паровые машины, осветить все центральные улицы Петербурга и дать ток на заводы, которые работают электричеством.

Зная от нашего мичмана, что рабочие станции забастовали, а нас пригнали, чтобы сорвать забастовку, мы ответили инженеру:

— Сначала мы этот вопрос обсудим, а потом дадим вам ответ, будем или не будем работать.

Инженер посмотрел на нас с недоумением и сказал:

— А я думал, что вас прислали работать, а вы, видать, митинговать собираетесь?

— Нам без митинга, как вам без молитвы, никак нельзя, — ответил ему кто-то из матросов. — Мы всякое дело митингом начинаем. Гайда, открывай митинг!

Братва загудела, и митинг открылся. Как всегда, в начале митинга бестолково пошумели, потом начали говорить и слушать. Я предложил к работам не приступать; в случае, если нас захотят отсюда увести, то не уходить, чтобы вместо нас не прислали кого-либо другого. Так и сделали: от работы отказались. Инженер куда-то позвонил. Мы разбились по группам и с большим интересом рассматривали огромную станцию.

Из экипажа приехал экипажный адъютант и заявил нам, что если мы не будем работать, то нам приказано вернуться в экипаж. Мы ответили, что мы останемся на станции до конца забастовки.

— А работать будете?

— Если рабочие позволят, будем.

Адъютант подумал немного, потом отмахнулся рукой:

— Чёрт знает, что с вами делать.

Повернулся и вышел.

В этот же вечер прибыли на станцию матросы 14-го и 18-го экипажей. И тоже в сопровождении кавалерии. Матросы ввалились в станцию с шумом:

— Эй, бабушкина гвардия! Бастуете, что ли? (Гвардейский экипаж считался экипажем вдовствующей царицы, поэтому его в шутку называли «бабушкиной гвардией».)

— Бастуем, грачи, а вы зачем прилетели? (Maтpocoв, носивших чёрные ленты на фуражках, называли «грачами».)

— А мы вам помогать. Машины ещё не попортили? Инженер опасливо посмотрел на буйную ватагу матросов, а потом озлобленно плюнул:

— Ну и работнички! И какого чёрта вас сюда понагнали?

Но на инженера уже никто не обращал внимания; началось опять оживлённое митингование. Наше решение вновь прибывшими было одобрено.

Матросы галдели почти целую ночь; некоторые хлопотали что-то насчёт водки, но, по-видимому, ничего из хлопот не вышло, потому что к утру никто не напился и все поднялись в благополучном состоянии.

Наутро опять устроили митинг. Поставили вопрос о запрещении пить водку на станции. Некоторые было запротестовали; большинством было принято: водки и пьянства на станции не допускать.

В этот день к нам ещё прибавился народ: пришла электротехническая рота, которая после короткого митинга присоединилась к нам. У них уже полотна роты находилась под арестом за «волынку» на каком-то заводе, где им предложили заменить бастующих рабочих.

С приходом электриков нас набралось на станции около двухсот человек. Инженер только руками разводил, зачем нас понагнали такую уйму. Мы также не понимали, зачем набивают станцию новыми людьми, когда знают, что пользы от них ни на грош.

Просидели мы без каких-либо происшествий дня три. Рабочие по-прежнему кучками сидели у ворот. Обед нам привозили из своих частей. Вместе с обедом на станцию проскальзывала и водка, но в таком незначительном количестве, что пьяных не наблюдалось. На третьи сутки перед вечером на станцию пришла группа рабочих. О чём-то переговорили с инженером, а потом вместе с ним подошли к одной машине и начали возиться возле. Матросов эта возня взволновала. Окрикнули рабочих:

— Эй, товарищи, что вы хотите делать?

— Хотим машину пустить, — ответили рабочие.

— А вам кто позволил?

Рабочие смутились. Тогда к ним пристали вплотную:

— Штрейкбрехеры?

— Нет, нет, что вы товарищи! Совет рабочих постановил дать ток для типографии «Известий Совета рабочих депутатов» и осветить одну сторону Невского проспекта, чтоб легче было двигаться демонстрации.

Мы, однако, этим объяснениям не поверили и выпроводили рабочих со станции.