***

 Наши дни

 В квартире я не задерживаюсь. Даже думать лень, чего намеревался добиться Матвей, устраивая романтический ужин, на который, ко всему прочему, не явился.

Раскладываю кое-какие пожитки по чемоданам, заполняю пустоту багажника и поднимаюсь обратно. Захожу в комнату Ксюши, беру запылившегося розового дракона, парочку фотоальбомов, и ухожу. Возвращаюсь в больницу, игнорируя вопросительные взоры персонала. Пересуды неизбежны. Плевать.

Приготовив спальное место, накидываю поверх блузки белый халат и отправляюсь на внеплановый обход.

Глава 14  Матвей 

Юля начинает отходить от наркоза в третьем часу ночи. Рядом кружат медсестры, а прямо за ними маячим мы с Марго. Врач дает нам указания для наблюдения за состоянием малышки. Все протекает более чем хорошо. К утру к Юле возвращается внятная речь, она реагирует на наши с Марго голоса и дает односложные ответы. Иногда рассуждает о том, что видела, пока спала. О мире с облаками из сахарной ваты, о голубой шоколадной глазури вместо неба, об апельсиновом мармеладе, заменяющем солнце, и ферме из безе, на которой жили зефирные лошадки, марципановые коровы и желейные козочки. В том мире она была карамельной девочкой и ухаживала за сладкими животными. Понимаю. После такого и я бы не захотел возвращаться в блеклую реальность. Детской фантазии нет предела!

Ксюшка тоже…

Ну вот зачем ты… Зачем, Метелин, ты упорно продолжаешь их сравнивать?!

Ксюша была уникальным ребенком. Юля, совершенно на нее непохожая, тоже единственная в своем роде. Все, что их объединяет, моя отцовская любовь. Безграничная, трепетная, подлинная. Ради Ксюши я готов был свернуть горы, как готов их свернуть сейчас ради Юли. То, что младшая дочь рождена не Варей, не умаляет ее значимость в моей жизни. И даже то, что она приходится племянницей человеку, которого я никогда не смогу простить, понять. Настолько сильно я хотел не переставать испытывать такую безусловную любовь. Дарить ее и получать.

Это — не предательство памяти нашей дочери, как, полагаю, теперь думает жена, и в чем безоговорочно удостоверится, когда узнает, кто Юлина мама. А это случится. Пора раскрыть глаза.

Я не смею просить Марго бросать устаканившуюся после длительного отсутствия в родном городе жизнь ради того, чтобы сохранить от ушей и глаз Вари правду о том, какая я скотина. Случай в кондитерской — исключение. До того дня мы старались не выбирать для встреч с Юлей улицы и места, где вероятность столкновения с Варей зашкаливала. И, если быть откровенным до конца, я не хочу, чтобы они уезжали. Она уезжала. Чем ближе Юля, тем спокойнее я. Однако продолжать утаивать от жены всю правду станет сложнее. Если она начнет искать информацию…

— Вот, — как только Юля засыпает, и мы покидаем палату, Марго ныряет рукой в сумку, достает ключи от съемной квартиры и вручает мне. — Ее вещи хранятся в шкафу, разрисованном фломастерами. Сразу поймешь. Собери несколько маек с трусишками, футболки, штаны… — Марго потирает уставшие глаза, перечисляя дальше. — Не знаю, насколько мы здесь задержимся. Вроде бы Юля хорошо отходит от наркоза, да?

Взять одежду, гигиенические принадлежности и одноглазого белого зайца. Запомнил.

— Тебе что-нибудь нужно?

Щеки марго покрывает слабый румянец. По-видимому, мне придется лезть в ящик с ее нижним бельем. Она кивает, подтверждая мою догадку, и распоряжается, что нужно доложить в сумку к вещам Юли.

После больницы я заезжаю в кофейню за тройной порцией бодрости. Затем в офис, где просиживаю кресло, изображая видимость труда, а из офиса вечером отправляюсь на съемную квартиру Марго. Завезу им вещи, повидаюсь с Юлей и к Варе.

Я должен рассказать ей. Собраться с мужеством и открыться до конца.

Пусть лучше услышит от меня, чем от кого-либо другого. Пусть я буду тем, кто закончит эту ложь длиною в семь лет. Так честно. Так правильно. Усидеть на двух стульях больше не получится.

Хорошо, что до романтического ужина так и не дошло. Что бы я наплел Варе? Еще вчера на этот случай у меня была заготовлена содержательная речь на тему: «Почему нам следует вернуться в терапию, все проработать и не разводиться».

Потерять ее будет не так мучительно, как из кожи вон лезть, стараясь поддерживать иллюзию нормальности и склонять ее к тому, чтобы мне поверить, принять мои правила и мою ложную правду. Нужно быть честным с собой в первую очередь. Я так жажду добиться прощения и понимания Вари не ради нее, не ради нас, а ради себя. Ведь это я не представляю своего дальнейшего существования без нашей семьи. Это я подверг брак страшному риску. Я привел нас к разлому. Я — слабое звено, а не моя жена.

Я убедился в этом, пока ждал, когда очнется Юля, хотя должен был быть рядом с Варей, вымаливая прощение. Я ведь не прекращу срываться по первому ее зову. Я буду ставить девочку выше всего остального. Выше Вари… Да. Я это признаю. Я заслуживаю быть ненавидимым и отвергнутым женой, потому что что отвергаю ее в ответ. Несмотря на желание наладить нашу жизнь, я больше не принадлежу ей, памяти о Ксюше и нашей семье всецело.

Чем-то придется пожертвовать. Отпустить.

На одной чаше весов — дочка, на другой — любимая женщина, с которой я связал себя на двадцать лет и прожил бы с нею до последнего вздоха, если бы она позволила.

Оказывается, отец из меня куда лучше, чем муж.

Я должен перед ней покаяться. Должен стоически вынести ее слезы, истерику и пощечины. Как мужик, а не тряпка. Не получится иметь все и сразу. Но хочется — даже после жесточайших жизненных уроков. Особенно после них. Как некую моральную компенсацию за причиненный ущерб.

Варя 

Телефон в кармане халата не перестает пиликать, оповещая о чьем-то настойчивом намерении связаться со мной.

— Прошу прощения, я отойду на минутку, — сообщаю родителям семилетней Даши Воронцовой и едва ли удостаиваюсь их внимания — оно приковано к девочке с тонкой, как пергамент, кожей, просвечивающей вены на лице.

Ночью ее транспортировали в реанимационное отделение и подключили к ИВЛ. В прошлом году Даша вышла в ремиссию, однако несколько недель назад вернулась к нам с метастазами в правом легком и желудке. В пятом часу утра я связалась с ее родителями и с того времени регулярно их навещаю. Некоторые больницы запрещают нахождение родственников в палатах интенсивной терапии. Но поскольку мы занимаемся лечением детей, присутствие значимых взрослых необходимо им