Фредерику тогда был 21 год, и, как «главный», в штате коридорных он занимал ответственную должность, соответствующую его навыкам как обслуживания, так и управления людьми. Коридорные обычно проводили целый день на ногах, и поскольку они всегда были на виду, то их внешний облик, начиная от униформы и ухода за собой и заканчивая манерами, прямо сказывался на заведении, в котором они работали. Его работа состояла, очевидно, в том, чтобы давать задания отдельным коридорным, фиксировать их рабочие часы для расчета заработной платы, обучать новичков и устранять замечания в их адрес. Фредерик должен был блюсти баланс между положением начальника по отношению к коллегам – а поскольку он сам был черный, то уж они-то тем более – и положением нанятого белыми и прислуживающего белым. За Фредериком оставалась прерогатива прилагать самому особые старания, чтобы предоставить исключительные услуги важному клиенту.

Последующая карьера Фредерика показывает, что на гостей «Кларендона» он произвел впечатление: проработав там несколько месяцев, он ушел оттуда и стал личным лакеем крупнейшего местного бизнесмена. Перси Дж. Уильямс временно останавливался в той гостинице в начале лета 1894 года; тогда-то он, видимо, и встретил Фредерика и нанял его – за качества, необходимые всякому успешному слуге: находчивость и обаятельность. Уильямсу было под сорок, и очень скоро он войдет в историю американских массовых развлечений как крупнейший владелец водевильных театров в Нью-Йорке. Есть основания полагать, что Фредерик, наблюдая за теми или иными сторонами карьеры и характера Уильямса, извлек ряд ценных для себя уроков.

В это же самое время амбиции Фредерика начали превосходить те скромные роли, которые американское общество дозволяло ему выполнять и в которых он начал преуспевать. С положительным рекомендательным письмом от такого известного, богатого и уважаемого человека, как Уильямс, Фредерик мог долгие годы работать в Нью-Йорке личным лакеем или даже дворецким. Но помимо профессии у Фредерика еще была и страсть к музыке. Сильная настолько, что заставила его предпринять экстраординарный шаг – уехать из Соединенных Штатов на учебу.

Годы спустя Фредерик объяснит американскому консульскому чиновнику, что он «отправился в Европу по совету своего немецкого музыкального профессора Германа», который порекомендовал ему поехать в Лондон. Фредерик хотел стать певцом. Возможно, что его обучение в Нью-Йорке вокалу было связано со знаменитым наследием черного церковного пения, о котором он мог узнать в родительской молельне в округе Коэхома. Что касается немецкого учителя, то о нем ничего не известно кроме того, что его влияние на Фредерика было огромно. То, что он был иностранец, несомненно, объясняет его желание перешагнуть американский «цветной барьер» и взять Фредерика себе в ученики; этим же объясняется и его мысль о Европе как о месте, куда Фредерик мог поехать развивать свои способности.

* * *

В 1890-х движение пассажирских судов между Нью-Йорком и Лондоном было частым, быстрым, пользующимся спросом и доступным. Осенью 1894 года каждую неделю по этому маршруту отправлялось около полудюжины кораблей, перевозя тысячи пассажиров самых разных биографий и доходов. Подавляющее большинство занимало места «третьего класса», которые были самым дешевым способом путешествовать и объединяли на время невероятное количество служащих, рабочих и других представителей самых низких ступеней экономической и социальной лестниц. Совершать международные путешествия тогда было намного проще, чем сейчас: человек покупал билет и отправлялся в путь. Американцам даже не нужен был паспорт, чтобы выехать из страны.

Фредерик покинул Нью-Йорк осенью того же года, вероятно, 9 октября, на борту судна «Лан» пароходства «Северогерманский Ллойд». Конечным пунктом назначения был Бремен, что на севере Германии, но по пути он останавливался в Саутгемптоне, крупном порту на южном побережье Англии, который был популярным местом «проникновения» американцев. «Лан» за неделю пересек океан без каких-либо происшествий и стал на якорь 16 октября. Прямой поезд из Саутгемптона до станции Ватерлоо в центре Лондона шел два или три часа.

Новизна Лондона была для Фредерика отчасти смягчена теми переменами, которые он уже пережил в Соединенных Штатах. В сущности, контраст между районом Хопсон-Байю и Чикаго был во многих отношениях гораздо сильнее, чем между двумя крупнейшими англоязычными городами мира – Нью-Йорком и Лондоном.

Но в одном, более важном отношении разница между Соединенными Штатами и Англией была подобна подъему из темного трюма на залитую ярким светом верхнюю палубу. Слова «негр», «цветной» и «черный» не имели в Англии того значения, какое имели они в Соединенных Штатах. В Лондоне Фредерик впервые в жизни испытал то, чего большинству его собратьев, оставшихся дома, не суждено было узнать, – любопытствующие, заинтересованные и даже симпатизирующие взгляды белых.

Не то чтобы викторианская Англия была каким-то убежищем, где царило безразличие к цвету кожи. На протяжении поколений Британская империя подчиняла и эксплуатировала целые цивилизации в Южной Азии, Африке и многих других местах по всему свету. В самом Соединенном Королевстве откровенный расизм был направлен против ирландцев, евреев и так далее. Но, поскольку в Англии того времени было очень мало черных и еще меньше американских «негров», отношение к таким, как Фредерик, было удивительно благосклонным – «удивительно» прежде всего с точки зрения американцев, которым доводилось побывать на Британских островах.

Явная противоречивость британского снобизма обескуражила одного американского гостя, отмечавшего, что в больших университетских городах Англии можно наблюдать, как «негры» вальсируют на балах в колледжах с аристократичными юными дамами и леди высокого положения, каждая из которых сочла бы совершенно неподобающим даже поздороваться со знакомым лавочником на улице. Другой американец был потрясен, увидев «двух черных как смоль негров и двух белых женщин» в фешенебельном лондонском ресторане. «Моим первым желанием было тотчас же уйти, – признавался американец, – ведь увидеть подобное в Соединенных Штатах было бы совершенно немыслимо». А в конце он был вынужден с сожалением признать: «В Лондоне негр может ходить в лучшие рестораны и обслуживаться так же, как белый человек».

Уильям Драйсдейл, известный американский репортер, предпринявший большую поездку по Европе – и вскоре имевший запоминающуюся встречу с Фредериком в Монте-Карло, – писал, что

Драйсдейл с одобрением смотрел на то, как англичане относятся к американским черным. Он также многократно слышал от лондонцев нотации о варварстве линчеваний на Юге и вообще о бесчеловечном обращении белых американцев с черными. Но он слишком хорошо знал англичан, чтобы полностью поверить в их высокоморальные взгляды. Он указывал, что их критика американских недостатков