«Так что у всех нас есть свои маленькие недостатки», – горько заключал он.

Прибыв в Лондон, Фредерик подал заявление на поступление в школу, которую он позднее вспоминал как «музыкальную консерваторию». У него, должно быть, осталось совсем немного денег после оплаты трансатлантического путешествия, поскольку он надеялся договориться о покрытии расходов на обучение и на жизнь посредством работы на школу. Однако его заявление было отклонено. Если бы не описания того, как обходились с американскими черными в Лондоне 1890-х, можно было бы подумать, что Фредерику отказали из расовых соображений. Но дело скорее было в том, что школа не хотела брать ученика, который собирался работать во время обучения. Или, может быть, его сочли недостаточно талантливым, о чем говорит тот факт, что он больше не пытался заняться изучением музыки ни в Англии, ни в континентальной Европе. Учитывая, каким он стал к тому времени искателем приключений, он позже вполне мог бы попробовать поступить в другое место, будь он уверен в своих способностях.

После этого он попытался открыть собственный пансион на Лестер-сквер. То есть он не только не придал значения своей неудаче с музыкальной школой, но и опробовал иной способ пустить корни в приглянувшемся ему городе. Более того, в этом начинании он применил весь свой опыт, приобретенный в Чикаго и Бруклине. Но к кому же мог обратиться Фредерик в Лондоне с просьбой одолжить денег, которые ему потребовались?

Ответ, возможно, следует искать совсем в другом месте. 8 февраля 1895 года Индия, работавшая поварихой в Луисвилле, штат Кентукки, заложила семейный участок в округе Коэхома за двухмесячную ссуду в размере 2 000 долларов под непомерный процент. Как так вышло, что она владела землей после всего, что произошло, и зачем она это сделала, – неизвестно, но, возможно, она поступила так с целью добыть для Фредерика деньги, в которых он нуждался для своего предприятия в Лондоне или для того, чтобы сводить концы с концами, пока налаживается дело. Хронология событий подтверждает это предположение.

Как бы то ни было, в Лондоне Фредерик потерпел фиаско. План с пансионом провалился, и ему пришлось вернуться к работе, которую он знал лучше всего. Сначала он работал в немецком ресторане под названием «Тьюб» (по его позднейшему воспоминанию), затем в «Пансионе миссис Джеймс». Вскоре после этого – в поисках ли лучшей работы, из любви ли к странствиям или из-за того и другого – Фредерик перебрался из Англии во Францию.

* * *

Приезд Фредерика в Париж можно датировать довольно точно. Судя по всему, он оказался там незадолго до 12 июля 1895 года – в тот день он получил письмо-представление от американского посла во Франции Дж. Б. Юстиса, адресованное парижскому префекту, или начальнику, полиции. Посол выражал надежду – на французском языке и используя стандартные для подобного письма выражения, – что префект радушно примет «мистера Фредерика Брюса Томаса», поселившегося по адресу: улица Бре, 23, когда тот явится за регистрацией. Одной из обязанностей префекта был учет иностранцев, планировавших остаться в городе.

Путь по Английскому каналу от Дувра до Кале, откуда шли поезда до Парижа, составляет всего 30 миль, и в 1895 году работавшая трижды в день переправа не занимала и двух часов. Тем не менее переезд Фредерика во Францию был в каком-то смысле более трудным, чем в Англию. Какими бы странными ни были поначалу для американца произношение и устойчивые выражения в Великобритании, язык был все тот же, особенно для того, кто привык к очень разным региональным вариантам, таким как, например, на Юге, на Среднем Западе и в Бруклине. Но почти во всем остальном мире в 1890-х годах, да и в начале XX века, французский был вторым языком коммерции, государственного управления и культуры. Владеющий лишь родным языком американец, приехав в другую страну, нечасто встречал говорящих по-английски вне стен крупных туристических гостиниц. Чтобы жить и работать во Франции или вообще в континентальной Европе, Фредерику срочно нужно было учить французский. У него был подходящий для этого темперамент: его готовность покинуть привычный мир в поисках новых впечатлений указывает на то, что он был достаточно уверенным в себе человеком и в достаточной степени экстравертом, чтобы добиться успехов в изучении иностранного языка.

Необходимость выучить французский была тем более срочной, что он вновь получил работу слуги или лакея, что требовало от него быстро и легко общаться с работодателями, а если те владели английским, то с людьми «снаружи», такими как торговцы и лавочники. Его наниматели были при деньгах, судя по адресам, которые он указал в нескольких документах: все это были элегантные здания, сохранившиеся до наших дней и расположенные в фешенебельных районах Парижа неподалеку от Триумфальной арки.

Франция, как и Англия, была благосклонна к черным. В сущности, отношение к черным в Париже того времени было еще более либеральным, чем в Лондоне. Реакция Джеймса Уэлдона Джонсона, афроамериканского писателя, композитора и интеллектуала, впервые приехавшего в Париж в 1905 году, позволяет представить себе, что мог чувствовать и Фредерик:

Относительная малочисленность черных в Париже делала такого, как Фредерик, привлекающей внимание диковинкой и повышала его шансы на трудоустройство. Поскольку французов гораздо меньше заботили классовые различия, чем их солидных соседей-англичан, он, вероятно, нашел условия работы в Париже более благоприятными по сравнению с Лондоном. На улицах и в магазинах города слуг вежливо приветствовали словами «мадемуазель» и «месье» даже те прохожие, которые знали их настоящий статус. Да и жалованье и график работы у лакея были лучше, чем у официанта.

Поскольку Фредерик был очень интересным молодым человеком (судя по его фотографиям, сделанным около 1896 года), Париж должен был быть для него неограниченным полем для романтических приключений. Один белый американец, хорошо знавший город, отмечал не без зависти, что «французы не связывают негров с плантаторским прошлым, как это делаем мы. Привлекательные женщины взирают на них с любовью и восхищением – так Дездемона смотрела на Отелло». Еще большее отношение к Фредерику имеет замечание, что «повсюду можно видеть одно и то же. Цветными слугами, сопровождающими американцев, восторгаются хорошенькие французские горничные».