Она пошла дальше, поднялась на холм и достигла подъема, он был довольно крутой, но идти было нетяжело, так как отсюда удобная дорога вела прямо к мельнице. Вскоре до слуха Ханны донесся шум водопада.

На некоторое время Ханна задержалась здесь. Она долго стояла и слушала, прежде чем поняла, что в этом шуме присутствует еще какой-то звук, водопад почти заглушал его, но он все же был явственно различим — звучала скрипка! Ханна едва не окаменела от ужаса. Битый час просидела она на камне, скованная страхом. Это водяной! Это играет водяной, чтобы заманить к себе Йона Брумана сквозь грохот водопада.

Она вскочила и, задыхаясь, прижав к груди сжатые в кулаки руки, бросилась к мельнице, которую Бруман поставил над порогами и над играющими на дьявольских скрипках водяными.

— Ты пришла, — сказал он, удивленно глядя на бегущую к нему девушку в развевающейся на ветру юбке.

Она остановилась перед ним, с трудом хватая ртом воздух.

— Ты чего-то испугалась?

— Я подумала, что в порогах живет водяной.

Он громко рассмеялся и обнял Ханну:

— Малышка, я не верю, что ты это серьезно. Ты же такая разумница.

Она смутилась и покраснела, услышав в его голосе насмешку.

— Эта музыка играет для гор и порогов, — сказал он. — Для лесов и озера. Понимаешь, она играет и для меня, она нравится мне, и я должен на нее отвечать. Но я не могу уловить мелодию. — Он помолчал и, подумав, добавил: — Верно уловить мелодию так же трудно, как запомнить сон.

«Он сумасшедший, — подумала Ханна. — Он сбежал из сумасшедшего дома в Вермлане. Господи, помоги и спаси. За что мне это?!»

Она опустила глаза и увидела стаканчик водки, приставленный к камню, на котором сидел Йон, и с облегчением убедилась, что стопка полна. Полная чаша к счастью — так всегда учила ее мать. Никогда не надо этому перечить. Бруман проследил за ее взглядом и вызывающе взял в руку кувшин с водкой.

— Тебе надо выпить глоток, чтобы успокоиться, — сказал он.

Он налил полчашки и протянул Ханне, потом взял свой стакан и поднес его ко рту.

— Ну, за наше здоровье, Ханна.

Она никогда прежде не пила водку, первый же глоток попал ей не в то горло. Ханна почувствовала, как горячее тепло разливается по всему телу. Потом она ощутила необыкновенную легкость, глупо захихикала, а потом засмеялась. Девушка хохотала, подняв голову к небу, и никак не могла остановиться. Да она и не хотела останавливаться. В первый раз в жизни Ханна была свободна, теперь у нее не было никаких забот. Как на небесах, подумала она. Не о чем тревожиться. Точно как говорил пастор. Заметив, что высокие деревья стали странно качаться, она спросила:

— Отчего это деревья не могут стоять спокойно?

— Они исполняют для тебя свадебный танец, — ответил Йон, и на этот раз Ханна не сочла его сумасшедшим. Когда он на руках отнес ее в комнату и раздел, она уже ощущала совершенную легкость во всем теле, и ничто не казалось ей ни опасным, ни стыдным. Ей понравилось, когда он стал ласкать ей грудь и гладить рукой между ног. Ничего страшного не случилось и тогда, когда он вошел в нее, ей было так хорошо, что она даже подумала, что все кончилось слишком быстро.

Потом Ханна, должно быть, заснула и проспала довольно долго. Когда же она проснулась, стояла глухая осенняя ночь — в окнах было черно.

— У тебя не болит голова?

Только теперь Ханна почувствовала, что у нее жжет в глазах, а стоило ими подвигать, как появлялась и головная боль. Такой боли она прежде никогда не испытывала. Она кивнула, и от этого движения в голове словно прокатился чугунный шар.

— Я сварю кофе, — сказал Йон, чтобы подбодрить Ханну, но ей в этот момент стало дурно, она выскочила из дома, и ее вырвало. Только после этого она вдруг поняла, что стоит на крыльце совершенно голая. Ее обжег стыд, и она, как смогла, прикрылась длинными волосами и стыдливо прокралась в кухню, где Йон зажег две лучинки.

— Как же ты красива! — воскликнул он ей вслед, когда она опрометью проскочила в комнату, где на полу валялись ее длинная юбка и новенькая блузка. Она испытала огромное облегчение, натянув на себя одежду. В ней девушка чувствовала себя в большей безопасности.

— Во всяком случае, я была права насчет водяного! — крикнула она из комнаты[1]. — Вы ему точно родня.

— Ну, скажем, очень дальняя, — отшутился Йон и с удивлением подумал, что девочка не лишена чувства юмора и отнюдь не так застенчива, как ему показалось. Тогда он еще не знал, что сегодня видел ее голой в первый и последний раз.

Потом он учил ее варить кофе так, как ему нравилось. Надо было взять чистый котелок, наполнить свежей водой, поставить котелок на огонь и снять с огня за мгновение до закипания, а потом засыпать в воду кофе, который медленно опускался на дно.

— Господи, разве можно так расточительно расходовать этот божий дар, — сказала Ханна, но, попробовав напиток, решила, что лучше редко пить густой кофе, чем жидкий — часто.

— Куда ты?

— Боже, — простонала Ханна, — где короб с мукой? Мне же надо поставить тесто для пирога, если люди придут на кофе по случаю венчания.

Она запричитала, что слышит, как дождь стучит по пригорку, где стоит короб. Йон вышел и принес короб. Он был кожаный, и мука не промокла.

Ханна замесила тесто, добавила дрожжи, изюм, сахар, проворно взбила венчиком, накрыла полотенцем и поставила подходить. Йон с удовольствием смотрел, как ловко она работает и как уверенно чувствует себя на кухне.

— Кажется, мне несказанно повезло, — заметил он, но Ханна не вполне поняла, что он имел в виду. Она растопила плиту, чтобы была горячей утром, когда придет время печь. Тесто было готово, сахара и кофе — в избытке, но из еды был лишь черствый хлеб и кусок сыра. Оба сильно проголодались.

— У вас есть молоко? Я могу сделать молочный суп из хлеба и сыра.

Да, молоко у него было, в погребе.

После еды они уснули, мирно лежа рядом друг с другом. Йон ее больше не трогал, и Ханна подумала, что он, наверное, не очень пылкий и трогать ее будет не слишком часто.

Утром он еще спал, когда Ханна встала и развела в плите сильный огонь. Она не смогла устоять перед искушением и сервировала стол тончайшим фарфором, радуясь, как удивятся все эти проклятые завистливые старухи, чтоб они лопнули. Проснулся Йон — он был не в настроении и встал с большой неохотой. Ханне и прежде часто приходилось видеть мучающихся с похмелья мужчин, и она, не говоря ни слова, сварила кофе, как учил ее Бруман. От приготовленного теста она оторвала кусок и испекла лепешку. Поев и выпив кофе, Йон сказал:

— На неделе я был на рынке и договорился о покупке коровы.

Ханна радостно сложила руки на груди, и Йон продолжил: