Немного погодя он заговорил. Это был не очень складный рассказ о его прежней жизни, о жене, которая устраивала ему скандалы из-за водки.

— Ты должна знать, что по субботам я пью водку, — сказал он, но Ханну это не удивило и не напугало.

— Мой отец тоже пьет водку по субботам, и Иоэль Эрикссон.

Йон улыбнулся Ханне и стал рассказывать о дочке, которой он не успел вдосталь нарадоваться.

— Теряешь всякую радость, когда такое случается с ребенком.

— Чахотка?

— Да.

Он не смог не рассказать о тяжелых воспоминаниях о жене, которая вечно экономила на еде. Но Ханна, словно прочитав его мысли, сказала, что, как ей говорили, уносит детей не из-за еды, главное — это чистота, потому как зараза гнездится в грязи и затхлом воздухе.

Бруман согласно кивнул, вспомнив, какой неряхой была его жена. Потом он покраснел и сказал, что Ханна должна понять, как тяжело ему начинать все сначала.

— Иногда мне кажется, что я не смогу с этим справиться, — признался он.

Ханна опечалилась, но, сглотнув, взяла себя в руки и сказала:

— Мы вместе справимся.

Тогда Бруман сказал, что очень доволен своим новым положением и невероятно рад, что у него теперь такая молодая и красивая жена.

Вот тут-то Ханне стало немного не по себе.

Но все же это был один из самых счастливых дней в ее жизни. Свежевыкрашенный дом был красив, как домики на картинках в школьных учебниках. Ханна даже хлопнула в ладоши от восторга, увидев свое новое жилище.

Двоюродный брат из Вермлана привез на телеге скарб, но мебель стояла пока в коровнике. Пока мебель выносили из коровника, Ханна могла всю ее хорошенько рассмотреть. Потом она сможет сама решить, куда и что поставить. Те вещи, что ей не нравились, сразу уносили на чердак.

Она так и не смогла прийти в себя от удивления от внезапно свалившегося на нее счастья.

Она прошла в кухню и обнаружила там игрушки, привезенные Йоном из дома — маленькую деревянную лошадку, тележку и деревянный строительный конструктор.

— Это все твое, — сказал мальчику Бруман. — Будешь мирно сидеть возле мамочки и работать.

Рагнар, ошалевший от счастья, бросился к Ханне:

— Смотри, мама, смотри, что у меня теперь есть.

Ханна во второй раз за этот день пролила слезы радости.

— Побудь пока в кухне, сынок.

Когда Йон и Ханна вышли из дома, Бруман озабоченно произнес:

— Здесь так много опасных мест для ребенка.

Он заметил, что Ханна плачет, но она поспешно сказала:

— Я редко плачу. Только от радости.

Он неловко погладил ее по щеке.

Мебель оказалась потрясающе красивой! Такая мебель раньше не могла ей даже присниться. Тут были полированные шкафчики, а некоторые вещи были даже окантованы латунью. Здесь был диван с круглой спинкой и синей полосатой обивкой… Нет, это просто не может быть правдой!

— Шелк, — мечтательно произнесла она, погладив диван, осторожно, словно боясь, что от прикосновений ткань лопнет.

Но Йон явно не разделял ее радости:

— Он совсем износился, на нем нельзя уже ни лежать, ни сидеть. Придется его выбросить.

— Вы с ума сошли! — воскликнула Ханна, но осеклась и прижала ладонь к губам, чтобы удержать резкие слова. — Я хочу сказать, что никогда не видела такой красивой мебели, даже у пастора. Пусть диван стоит в зале.

Йон засмеялся:

— Ну я же сказал, что решать тебе.

Он все еще смеялся, когда они с братом принялись носить в жилой дом другие вещи — секретер, настенные полки, комод и стулья с такими же спинками, как у дивана.

— Смотри, тут уже для людей места не остается, — сказал он. К великому своему разочарованию, Ханне пришлось признать его правоту, и часть всей этой красоты отправилась на чердак.

Комод придвинули к стене в комнате, и Йон сказал:

— Кровать я не стал привозить, сделаем себе новую, но матрасы, покрывала и полотенца привез — они в сундуках.

Под конец принесли скамьи, раздвижной стол и раскладной диван в кухню. Ханна просмотрела все ткани в сундуке, их было много, но местами их прихватила сырость и появились пятна плесени. Ханна едва не расплакалась от отчаяния, но в конце концов решила отнести ткани матери — может быть, удастся их отстирать.

Потом она нашла ящик с фарфором. Он был так красив, что Ханна опять не смогла сдержать слез.

Йон припас хлеб и сыр, и они немного подкрепились, а потом, тяжело нагруженные, отправились к родителям Ханны. Йон тащил сундук с тканями, Ханна несла Рагнара, а тот — свои игрушки.

Целую неделю братья Ханны таскали через лес к Норвежским порогам сухую древесину, а Ханна с матерью стирали и полоскали покрывала, простыни, пододеяльники и полотенца. Словно куры к просу со всех сторон сбежались соседки, преисполненные любопытства и зависти. В четверг пришла старая повитуха Анна и сказала, что людям теперь целый год будет о чем поговорить. Она встретилась с Бруманом, который пожаловался, что женщины осадили и его мельницу. Майя-Лиза смеялась, широко раскрыв беззубый рот, а Ханна тихо ворчала, что все эти сплетницы способны на одно: радоваться чужому несчастью. Не дай бог показать им, что у тебя что-то есть.

Потом она насторожилась, когда Анна сказала:

— Старухи шепчутся, что здесь не обошлось без колдовства. Как иначе могла Ханна подцепить вермланца?

Они с Майей-Лизой посмеялись и над этим. Правда, женщины даже не заметили, что Ханна вдруг исчезла, выбежав из избы, и бросилась к забору, где судорожно обхватила рукой спрятанную под рубашкой палочку с рунами. Страшные мысли роились в ее голове. Неужели такое возможно, неужели руны и колдовство помогли ей найти мужа?

На следующий день она собиралась вернуться на мельницу готовиться к свадебному пиршеству, которое должно было состояться после венчания. Стоит ли рискнуть и рассказать Бруману о палочке?

В пятницу во второй половине дня Ханна пошла через лес к Норвежским порогам. Солнце упрямо продолжало немного греть и теперь, на исходе октября, но воздух был уже по-зимнему чистым и ломким как лед. Дышалось необычайно легко. Но погода Ханну не радовала, и виной тому была палочка с рунами. Да и мать напутствовала ее странными словами:

— Оставайся дома на ночь.

Потом мать хихикнула. Ханна не верила своим ушам, но в смехе этом прозвучали похоть и вожделение.

Она проходила мимо Ульвклиппа, когда вдруг поняла, что надо делать. Надо избавиться от проклятой палочки. Ханна вскарабкалась вверх по крутому склону, завернула палочку в дубовый лист, перевязала бечевкой и спрятала в одну из трещин.

— Ты свое дело сделала, — сказала она и на всякий случай добавила: — На этот раз. Если ты мне еще когда-нибудь понадобишься, я знаю, где тебя найти.