— Правда? Ну после такого заявления я теперь вряд ли смогу это сделать.

— Ты меня снова утомил. Можешь хотя бы пять минут помолчать? — взмолилась я.

— А что я получу взамен?

Детский сад какой-то!

Я устало вздохнула и пошарила в кармане джинсовой куртки. Нащупав в нем гарнитуру и пакетик с миндалем, протянула Бредину последний.

— Вот, это все, что у меня есть.

— Я знал, что ты меня недолюбливаешь, но чтобы настолько, — Бредин с ужасом уставился на то, что я предлагала ему в качестве взятки. — Ты хочешь, чтобы уже сегодня я летел обратно в багажном отделении? — он закатил глаза и, чуть откинувшись, сложил руки на груди. Крест-накрест, как египетская мумия.

— Чего? — прозвучал мой стандартный вопрос.

— У меня на них жуткая аллергия, — пояснил он, наградив подобострастным взглядом безобидную упаковку миндаля. — Когда я в последний раз ел торт с орехами, то попал в реанимацию. Отек Квинке, — парень высунул язык и схватил себя за шею, иллюстрируя выдержки из своего анамнеза.

Я покрутила пакетик в руках и, пожав плечами, зловеще произнесла:

— Серьезно? Надо запомнить.

Бредин странно улыбнулся. И странность состояла в том, что выглядел он в этот момент очень… naturalmente (естественно, натурально). Либо я просто видела то, что хотела видеть. Должно быть, мы впервые в жизни провели так много времени наедине. И, признаться, Бредин сегодня немного не соответствовал моим представлениям о нем. Да, он по-прежнему меня раздражал и выводил из терпения, но были моменты, когда я почти забывала, что он — это он, потому что с ним было… è interessante (думаю, тут и так все прозрачно).

Назревал неожиданный, но вполне логичный вопрос: чего ради я сижу и пялюсь на Бредина, пытаясь выяснить значение его улыбки? Ведь, как бы там ни было, это же Бре — дин! А это не фамилия, это… cognome (фамилия).

— И все-таки это удивительно, ты и я… в этом автобусе, — бесцеремонно вмешавшись в мой мысленный практикум по итальянскому, парень обвел салон взглядом, — ты не находишь?

— Удивительно — не то слово, — впервые в истории я была с ним солидарна. — Это… слишком нереально и противоестественно, — уточнила прежде, чем вздохнуть полной грудью. — Что за автобус такой, тут даже соляркой не пахнет? — неожиданно озвучила свои ощущения.

Бредин засмеялся и откашлялся в кулак, разглядывая меня исподлобья.

— Это экобус, — пояснил он и ткнул пальцем на одну из наклеек на панели под окном, где синим по белому значилось «ecobus». — Он работает на микротурбинах.

— Извращение какое-то, — поежилась я.

— Почему? Это безопасно для окружающей среды…

— Я не про автобус, — перебила его, — а про твою эрудицию, Бредин. Ты же в каждой бочке затычка.

— А ты как всегда крайне дружелюбна. Тебе не наскучила эта стабильность?

— Нет, — уверенно ответила.

— Хотя бы стоило спросить, — усмехнулся он.

— Слушай, то, что нас занесло сюда, ровным счётом ничего не значит и ничего не изменит. Ясно?

— Почему же? Все только в наших руках, Юля, — загадочно произнес парень.

— Да ты о чем вообще?!

Разговор принимал непредвиденный оборот, и меня немного смутила его двусмысленность.

— О том, что, возможно, нам обоим пора перестать зависеть от чужих предрассудков, — уверенно проговорил Бредин.

У меня не было сомнений в том, что он сейчас не кривлялся, а говорил то, что действительно думал, как и в том, что наша игра принимает более серьезный оборот. Оставалось понять, каким образом следует поступить мне: пропустить ход или повысить ставку?

Я промолчала, и мы несколько секунд изучали друг друга так, словно встретились впервые в этом самом итальянском автобусе. Мы были знакомы так долго, но, в конечном итоге, ничего друг о друге не знали. Хотела ли узнать другого Бредина? Возможно. Зачем? Вот тут уже сложнее.

Парень выбрал в высшей степени опасную стратегию, демонстрируя свой интерес ко мне, и делал это удивительно правдоподобно и искусно. Вот, чего мне стоило опасаться рядом с ним. Ему нельзя было верить. Ни за что. И я уже имела возможность в этом убедиться.

Вместе с тем, любопытство и азарт все чаще овладевали мной, подталкивая к тому, чтобы выяснить, насколько далеко может зайти мой личный враг, если я начну свою игру и перестану давать ему отпор в нашем многолетнем противостоянии. Уже несколько недель одни и те же навязчивые вопросы не давали мне покоя.

Кто же из нас потерпит поражение, если я позволю парню от слов перейти к делу? Как далеко он сможет зайти? И как далеко смогу зайти я сама в попытке в очередной раз надавать ему по заднице?

Весь сумбур, что творился сейчас в моей голове, немедленно распался на наночастицы, стоило мне только взять в руки свой мобильник.

«Лавр», «Лавр», я «Береза — 3» Проверка связи. Как поняли? Прием», — значилось в сообщении.

Я засмеялась в голос, чем обратила на себя внимание не только Бредина, но и других пассажиров.

Santa María! Ну только Тихомирова могла додуматься писать сообщения при помощи дурацких позывных. Не сдерживая улыбки, я напечатала ответ:

«Береза — 3», я, видимо, «Лавр». Натахин, а почему «3»? Куда ты дела первые две березы?»

Тихомирова телеграфировала незамедлительно.

«Так надо, для солидности. Не придирайся к словам, Котова! Давай рассказывай, как там Италия?»

Покинув салон экобуса и ступив на залитый дождем мощеный тротуар, я крутила головой, пытаясь оценить свои впечатления от знакомства с Болоньей — городом контрастов.

На самом деле, тут преобладал один и тот же цвет — оранжевый (жаль, не жёлтый), от обилия оттенков которого с непривычки рябило в глазах. Благодаря средневековому колориту, старым зданиям и длинным причудливым галереям и аркам я ощущала себя самой настоящей попаданкой во времени.

С Жанной и Дарьей мы расстались на одной из узких улочек. Вдоль нее тянулась длинная вереница поставленных на прикол скутеров, которые встречались тут едва ли не на каждом углу. Аспирантки направились в студенческое общежитие, койка-место в нем им полагалась по соглашению между Болонским и нашим универами. Жанна Бернардовна предлагала нам помощь в обустройстве, но Бредин, уверенно заявив, что мы сами со всем справимся, сплавил обеих дамочек.

Просили его!

Мы оба тоже получили возможность проживания в общаге, но уже за свои средства. И это был явный намёк на то, что мое очарование, как и брединское красноречие в глазах итальянского ректора все же имели свои границы. Но жизнь общажная меня совсем не прельщала. Сказывались необузданное свободолюбие и периодическая склонность к социопатии. Потому я решила остановиться в частном доме и пару недель назад забронировала комнату у некой Литиции Корелли. На фото это была небольшая уютная спальня с офигенным венецианским окном в тихий дворик, где располагался сад и миниатюрный, позеленевший от времени фонтан. Проживание стоило больше, чем в общаге, но я решила не экономить. Даром что ли дед снял все свои смертные деньги со счета? Поэтому и собиралась все прокутить до последней копейки, точнее, евроцента, чтобы у деда не оставалось другого выхода, кроме как продолжать жить. Эта стариковская тенденция копить на смерть всегда наводила на меня состояние уныния. Да, умирать в наши дни было слишком дорогим удовольствием. Вот и пусть за это платят другие! Лично я так и сделаю, когда соберусь на тот свет — поднапрягу потомков и раскручу их на свой последний банкет!