— Нам сюда, — объявила она, оказавшись перед внушительной дверью темно-синего цвета, на которой не было никакой таблички.

— Хорошо замаскировано.

— Да, на двери нет даже номера. — Она настойчиво нажала на кнопку звонка. Это место очаровывало ее еще тогда, когда она работала здесь официанткой, много лет назад, когда сдавала экзамены по бухгалтерии и мечтала о том, чтобы стать самостоятельной и независимой. Со скребницей для обуви у двери и викторианским уличным фонарем, это место было похоже на сцену из фильма про Шерлока Холмса. Тяжелые каменные ступени были стесаны ногами бесчисленных «джентльменов», столпов общества, премьер-министров и лордов, которые десятилетиями входили в это освященное временем здание, чтобы замыслить и подготовить планы по выдвижению на трон королей и падению врагов, глядя друг на друга поверх бокала с виски после обеда из пяти блюд.

— Да? — остроглазая девушка-швейцар в костюме в стиле милитари была полькой.

— Я — леди Мэри Сент-Джон. Моя свадьба будет проходить здесь в следующем феврале, и я хочу увидеть зал Глэдстоун Рум, где будет проводиться церемония.

— Сожалею, — девушка-секьюрити твердо стояла на своем. — Я не могу вас впустить. Меня не предупреждали ни о каком визите.

— Я не предупреждаю о визите, когда хочу увидеть место, где я намереваюсь потратить тысячи фунтов. Вы должны впустить меня и моего брата или я пойду осматривать другие места. Полагаю, что в «Атенеуме» залы не хуже… — Бриз, в своем костюме от Шанель, бросила на нее надменный взгляд, играя роль законченной аристократки. — …А то и лучше, чем у вас.

Девочка выглядела испуганной. В глубине здания появились люди в комбинезонах, которые взволнованно бегали туда-сюда с огромными вазами цветов. Совершенно очевидно, они готовили все для крупного события, которое должно произойти этим вечером. В воздухе разливалось напряжение. Бриз поймала взгляд Себа и увидела, что на его щеках дрожит улыбка. Он наслаждался ее смелостью, той твердостью, с которой она шла по намеченному пути.

— Ну, полагаю, в этом не будет ничего плохого. — Как только девочка заколебалась и отодвинулась немного в сторону, Бриз пронеслась мимо нее, как будто именно она была хозяйкой этого заведения.

— Мы ненадолго.

Бриз уверенно процокала на своих высоких каблуках через прихожую, вымощенную черно-белой плиткой, мимо широкой лестницы и двинулась прямо в массивный зал Глэдстоун Рум. Себ с глухим стуком закрыл за собой дверь и обхватил ее за плечи.

— Вы были просто неотразимы. Каждый дюйм вашего тела принадлежал настоящей аристократке. Я лишь надеюсь, что вы не собираетесь быть слишком аристократичной теперь, когда мы сумели пробраться сюда.

Бриз чувствовала, что адреналин проносится по ее венам потоком, достойным Ниагарского водопада. Он заставил ее сделать это. Это было плохо, но в то же время забавно, и, откровенно говоря, когда она попала в его долгий-долгий поцелуй, в ее жизни было слишком мало развлечений. И слишком мало возбуждения. Она следила за дверью, затем заметила, как щелкнул ключ, запирая дверь.

— Нам надо поторопиться, — заметила она, сдвигая руку вниз, вдоль уже замечательно затвердевшего члена Себа. Он стоял, не двигаясь, замерев, как на краю жерла вулкана, и трудно было даже предположить, что он также возбужден до крайности. — Они накрывают столы для парадного обеда. Сюда они придут, когда обед закончится, чтобы выпить. Здесь все так строго, столь пристойно и добродетельно… Неужели все это не вызывает у вас желания покувыркаться на их узорчатых бархатных коврах, сделать «козу» их мерцающим хрустальным люстрам или потрахаться, как кролики, на их красивом полированном столе?

— Безусловно. — Голос Себа был низким и чувственным. — Боже мой, вы умеете выбирать места — только посмотрите на эти портреты: г-жа Тэтчер, Уинстон Черчилль — вот это публика! — Он толкнул Бриз, заставив ее лечь спиной на покрытый белоснежной скатертью стол под белой каминной доской, с которой буквально стекали потоки прекрасных цветов. Бледно-зеленые гортензии, пьянящие лилии, белые розы и альстремерии наполняли комнату чудным ароматом. Себ расположил Бриз на столе, как экзотическое блюдо на банкете, и дразняще провел рукой по полупрозрачной батистовой блузке. Ее сердце уже колотилось от волнения при его прикосновении. Его страсть к ней была тем, в чем она стала отчаянно нуждаться. Расстегивая пуговицы на ее блузке, раздевая ее и вдыхая ее аромат в ложбинке груди, как измученный жаждой человек пьет воду в пустынном оазисе, он заставил ее чувствовать себя сексуальной, желанной, страстной. Через мгновение он снял с нее бюстгальтер и стал жадно пировать. Она ощущала давление его крепкой груди и понимала, что он хочет оказаться глубоко внутри нее. Расстегивая и снимая с него рубашку, она провела пальцами по выпуклым мышцам его спины, чувствуя, как сильно они напрягаются от желания, и потянула его к себе, на себя. Стол под ней был холодным и твердым, но, когда он приподнял ее, удерживая руками за ягодицы, крепко прижимая к своему гибкому, худощавому телу, она хотела его и только его. Она просунула руку вниз, и его длинный член скользнул в ее пальцы. Массивный и очень твердый. Они должны были поторапливаться, но ей хотелось, чтобы этот момент продлился как можно дольше. Бриз провокационно подняла ноги, прижала пенис Себа к шелку своих трусиков и начала двигаться. Она сразу же возбудилась и начала увлажняться, чувствуя, как внутри нее стала выделяться влага. Она использовала Себа в качестве секс-игрушки, прижимая его член к своему пульсирующему входу. Он все еще занимался ее грудью, крепко зажав одну в ладони. Когда она схватила его пенис, он сильнее прижал ее к поверхности стола, а затем, облизнув палец и глядя ей прямо в глаза, раздвинул ее ягодицы и просунул палец между ними, чтобы найти ее точку G. Его палец упорно исследовал ее тугой вход. Когда палец продвинулся глубже, она почувствовала смущение и одновременное сильное возбуждение. Когда она вынудила его пенис прижаться сильнее к своим трусикам, отказывая себе в удовольствии почувствовать касание кожи к коже, но восхищаясь медленно сочащейся по ней влагой, его палец, находящийся внутри, усиливал любое ощущение. Неразрывная связь взглядов делала все происходящее еще более напряженным, искренность в его глазах с мерцающими серебряными искорками, смотрящих на нее, придала их любовным ласкам откровенность и целомудрие, которые тронули ее сердце, усиливая ощущения от каждого великолепного касания его пальца, надавливающего на ее самый тайный вход.

— Тебе это нравится? — Его дыхание прерывалось. — Я чувствую, как ты напрягаешься, чувствую, что ты готовишься ко мне.

— Это… это страшно, но… не останавливайтесь.

— Ты делаешь меня таким твердым. Все в тебе сводит меня с ума, Бриз. Ты — единственная, кто сумел заставить меня чувствовать себя так.

Это было слишком — слишком интенсивно, слишком страшно. Она должна была довести это до завершения, должна была впустить его. Как проститутка, она развела ноги шире, чувствуя, что он надавил пальцем еще дальше, погружая его до основания и усиливая ощущения так, что она подумала, что тут же кончит. Она не хотела отдаваться ему полностью. Однако она нуждалась в его облегчении, ей необходимо было почувствовать всю длину его члена. Он погрузил в нее свой пенис, как поршень в моторе спортивной машины; она была невероятно влажной, полностью готовой принять его. Из-за его пальца Бриз пришлось уставиться на строгие портреты, чтобы помешать себе кончить — она хотела полностью отдаться Себу, но все же не могла. Это было бы слишком большой уступкой. Однако она ощутила, что ее бедра вздымаются вверх навстречу ему, ее сердце бешено колотилось, пот выступил на лбу. Его палец приводил ее в экстаз, который распространялся по всему ее телу, заставляя портреты у нее перед глазами расплываться, и она молила бога, чтобы Себ кончил первым. Она не отдала бы себя всю целиком, даже при том, что ему было почти невозможно противиться. Его пенис был божественным, огромным, пульсирующим властью и силой, Себ пристально смотрел на нее, желая получить ее всю. Стол сильно вибрировал, когда он входил в нее, доводя ее почти до кульминации, загоняя ее, гремя внутри нее, великолепно заполняя ее, и наконец, как рвущийся с места бык, он застонал и выстрелил в нее. Она почувствовала удовлетворение, триумф и облегчение от того, что сумела сдержать свой собственный оргазм, что у нее все еще оставалось нечто, что могло соблазнить его, нечто, что она все еще не отдала ему. И теперь, когда он стоял, вцепившись руками в стол и совершая последние, завершающие толчки, освобождая себя в нее, какая-то ее часть желала отдаться ему полностью. Желала не сдерживаться. Его пшеничные пряди упали на лицо, и она потянулась, чтобы отбросить их назад. Жест нежности, которую он сумел заметить. Он схватил ее руку и поцеловал в ладонь.