И Блинков-младший начал действовать. Ничего не получалось.

Потом получилось, и очень громко. Борис Владимирович сорвал с головы мягкий форменный картуз и накрыл динамик телефона.

— Смотри, что делается, Эдуард Андреич! — убивался под картузом князь Голенищев-Пупырко-старший. — Это, честное слово, разгул преступности! Как же ты теперь, Эдуард Андреич?

— Да как-нибудь, Леонид. Как-нибудь обойдемся без твоей пивной, Леонид, — Эдуард Андреевич держался твердо: князь его на ты, и он князя на ты.

— Не пивная, а пивбар, Эдуард Андреич. Я открою у тебя в оранжерее пивбар, — с угрозой поправлял Эдуарда Андреевича князь Голенищев-Пупырко-старший.

— Не откроешь, Леонид, — упирался Эдуард Андреевич. — Пока я здесь директор и несу ответственность за нормальное функционирование вверенного мне хозяйства, никаких пивных в Ботаническом саду не будет. Только через мой труп.

Князь Голенищев-Пупырко-старший очень долго молчал. Борис Владимирович даже приподнял свой картуз — может быть, они там шепчутся, и не слышно?

— Не хотелось бы, — очень вежливым голосом сказал князь.

И разговор пошел совсем другой! Как будто в старенького упрямого Эдуарда Андреевича вставили дискету с новой программой.

— Стекла, — начал он, и было понятно, что список будет длинным.

Князь, видно, молча кивнул, это само собой разумелось — вставим стекла, без них оранжерея даже под пивбар не годится.

— Никого не увольнять, — продолжал Эдуард Андреевич.

— Садовники, уборщики нам самим нужны, — согласился князь. — А умников твоих могу взять официантами, кому внешние данные позволяют. Или судомойками, если не будут бить кружки.

Блинкова-младшего прямо затрясло. Он представил себе, как аспиранты Галя и Виталий, которым позволяют внешние данные, сливают недопитое пиво из кружек, чтобы еще раз его продать и сэкономить себе на машину. А толстая одышливая кандидатша наук Роза Моисеевна и бородатый Николай Николаевич, который ленится писать диссертацию, стоят в клеенчатых фартуках у мойки с мыльной водой и разговаривают на своем тарабарском языке, в котором, например, сшить — значит не сшить, а химически соединить длинные органические молекулы, и это еще самое понятное. Они так разговаривают и моют пивные кружки. А старший Блинков отошел в сторонку, достал из желтого конверта письмо из Америки, и мыльная вода с его распаренных красных рук течет на слова: «Уважаемый доктор Блинков…» На Западе наших кандидатов наук считают докторами.

Теперь надолго замолчал Эдуард Андреевич. Поганенький был момент. Предательский.

— Нет, не могу, — сдавленно сказал Эдуард Андреевич.

Предательство не состоялось.

— Ну ладно, хорошенького понемножку, — сказал Борис Владимирович не нарочно громко, но и особенно не скрываясь.

Из кабинета сразу же выглянул бабьелицый телохранитель. Он там стоял у двери на случай, если злоумышленники захотят ворваться и покуситься на жизнь князя Голенищева-Пупырко-старшего. Тогда они смогут покуситься только через его бабьелицый труп.

Старший лейтенант на глазах у телохранителя вытащил кассету из автоответчика и спрятал в карман. Блинков младший знал, что этот разговор князя с Эдуардом Андреевичем не записывался. А бабьелицый не знал, и его круглая физиономия стала длинной.

— Сгинь, — лениво приказал ему старший лейтенант.

Бабьелицый подумал и сгинул.

— Что теперь? — спросил Блинков-младший.

В кабинете затихли. Было слышно, как кто-то глухо покашливает. Борис Владимирович нахлобучил свой картуз и ребром ладони проверил, точно ли над носом пришлась кокарда или съехала набок.

— А ничего, — вздохнул он и отвел руку Блинкова-младшего, который хотел отключить звук в телефонном аппарате. — Не надо, пусть знает.

Блинков-младший понял, что действительно — ничего. Ну, старший князь теперь знает, что милиция за ним присматривает. Ну, подстрахуется: не через два, а на всякий случай через десять заборов наймет людей, которые будут бить стекла и, наверное, будут бить Эдуарда Андреевича. А сам князь на это время уедет отдыхать в Анталию, и никто не сможет доказать, что он организовал это преступление.

— Пойдем. Покажешь, где тут у вас хоздвор, — сказал Борис Владимирович милицейским голосом, каким гаишники говорят водителям: «Почему нарушаете?»

И они пошли как совершенно незнакомые люди. Блинкову-младшему даже в голову не пришло спросить, какой пистолет у старшего лейтенанта, «Гюрза» или не «Гюрза». Хотя раньше собирался.

Хоздвор в Ботаническом саду — три сарая, стоящие буквой П, так что действительно получается двор. В двух сараях держат лопаты, грабли, тачки, пленку для парников и другие малоинтересные вещи. Запирают их только на ночь. В третьем сарае стоит самоходное шасси и хранятся вещи поинтереснее: бензопила и столярные инструменты. Этот сарай всегда под замком, а ключ у завхоза.

Борису Владимировичу был нужен этот третий сарай, но сказать он об этом не сказал, а может быть, и сам в тот момент еще не знал, что ему нужно. Пришлось, как говорится, поцеловать пробой и пойти разыскивать завхоза, и кто-то говорил, что завхоз ушел домой, а кто-то — что нет, они с бухгалтером сидят подсчитывают убытки. В конторе Борис Владимирович с Блинковым-младшим завхоза не искали, потому что сами только что были оттуда, а стали искать его в других возможных, а потом и невозможных местах. Все это было тягостно и невыносимо скучно.

Завхоза нашли все-таки в конторе. Они с бухгалтером заперлись, и все думали, что их нет. Минут десять завхоз выяснял, зачем товарищу старшему лейтенанту нужно в сарай, и было видно, что ему это доставляет удовольствие. Я, мол, не посмотрю, что ты милицейский старший лейтенант и что у тебя пистолет на поясе — возьму и не пущу. И ничего ты не поделаешь. А Борис Владимирович совершенно в тон завхозу, с тем же мушиным занудством, отвечал, что в сарай ему нужно по оперативной необходимости.

Наконец, Борис Владимирович встал, и завхоз тоже встал, кажется, только для того, чтобы не расставаться со старшим лейтенантом и не прерывать своего приятного занятия. Пошли к сараю. Завхоз продолжал нудить, что доступ посторонних лиц к материальным ценностям запрещен. Вдобавок он противно шаркал ногами в галошах, которые неизвестно где достал, потому что запросто галоши не купишь ни в одном магазине.

В сарае Борис Владимирович побродил без особого любопытства по углам и спросил, зачем у самоходного шасси борта обиты мешковиной. Завхоз сказал, чтобы не повредить случайно деревья. Борис Владимирович подошел поближе и примерился к борту, какой он высоты. Ему было по грудь. Блинков-младший откровенно зевал. Оперативная работа не производила никакого впечатления.

А Борис Владимирович встал на колесо, заглянул в кузов, покопался, разгребая громыхающие лопаты и грабли, и подозвал завхоза. Блинков-младший, понятно, тоже подошел.