нее были шоферы, но в тот день, несмотря на головную боль, она села за руль сама.

– И специально вылетела с дороги?

Я видела снимки перевернутой машины на дне оврага.

– И даже семью свою не пожалела?

И снимки с похорон. Боль на лице мужа и детей. Фотографии Стефании, младшей дочери, – она ехала в машине с княгиней и потом еще долго была вынуждена носить ортопедический воротник.

– И ей все равно было, что станет со Стефанией?

– Она устала от своих обязанностей, – повторила мама.

Княгиня Грейс лежала в гробу. Фотография была маленькая, черно-белая. В статье рассказывалось о новогодних каникулах в Монако – в тот год все торжества отменили в связи с трауром. Княгиня лежала в гробу на изысканной белой ткани. В сложенных руках она держала четки, волосы у нее блестели, глаза были закрыты, а лицо спокойно. Она казалось моложе и была как спящая красавица.

– Наконец-то она отдохнет, – сказала я маме.

– Кто?

– Княгиня Грейс.

Я показала маме журнал, в ее глазах блеснула искра любопытства, она вгляделась в снимок.

– Да.

– Она ужасно устала, да?

– А?

– От своих обязанностей.

– А, да, – ответила мама и легла ко мне спиной.

На следующий день, вернувшись из школы, я обнаружила маму в постели – в пижаме и с коробкой салфеток, голова ее покоилась на груде подушек. Глаза у нее были красные, нос заложен, а голос гнусавый.

– Ты плакала?

– У меня ринит.

– Что это такое?

– Аллергия. Давно у меня не было приступов.

Она взяла с тумбочки упаковку таблеток, достала одну и запила водой.

– От таблеток хочется спать. Я посплю немного.

И, как и накануне, легла ко мне спиной.

Теперь мама лежала в постели с утра до вечера. Целый день в пижаме, неумытая и непричесанная. На тумбочке – коробка салфеток. Глаза и нос красные. Шторы задернуты. Иногда даже без журнала, не читала, вообще ничего не делала, просто лежала, свернувшись клубочком, будто кошка.

Вернувшись из школы, я первым делом заглядывала к ней в спальню:

– Привет, тезка.

– Привет.

– Как ты?

– Все так же.

– Тебе по-прежнему плохо?

– Так себе.

– Принести тебе чего-нибудь?

– Ничего не надо.

– Раздернуть шторы?

– От света мне дурно, Клаудия. Сколько раз повторять?

– Рассказать тебе, что мы сегодня делали?

– Давай попозже. Я приняла таблетки и теперь хочу спать.

Я обедала – а мама спала. Я делала уроки – а мама спала. В четыре я включала телевизор и смотрела «Улицу Сезам» – а мама спала.

Она вставала вечером. Раздергивала шторы. Долго принимала душ. Надевала другую пижаму, садилась за трюмо и начинала расчесывать волосы – медленно, будто на автомате, и смотрела в зеркало, как загипнотизированная.

Лусила приносила ей кофе с тостами, и она ела прямо в постели. Я садилась рядом. Иногда мне удавалось поговорить с ней, удавалось сделать так, чтобы она выслушала, что было в школе, и спросила о чем-нибудь, и рассказала мне про женщин из журналов или про бабушку с дедушкой. Однажды вечером она рассказала, что в последний раз ринит у нее был, когда умерла бабушка, а до того – когда умер дедушка.

– А до того?

– Когда я чуть не завалила экзамены после пятого класса.

А иногда мне ничего не удавалось из нее вытянуть, но я все равно сидела рядом, пока она пила кофе и ела тосты.

Когда приходил папа, она принимала еще одну таблетку, задергивала шторы и ложилась. Они больше не скрывали, что спят отдельно.

Лусила взяла на себя кое-какие дела, которые раньше делала мама. Теперь она составляла список покупок, ухаживала за растениями и готовила мне с вечера школьную форму. Папа делал все остальное.

Мамин день рожденья пришелся на среду. Утром я принесла ей поднос с завтраком от Лусилы и сказала приготовиться к сюрпризу, который она получит днем. Она улыбнулась. Вернувшись из школы, я уточнила, что «днем» – это после моего урока рисования. Она улыбнулась.

Я пообедала, папа приехал домой, чтобы отвезти меня на рисование. Вернувшись с урока, я взбежала по лестнице:

– Твой сюрприз!

В комнате было темно, мама лежала в постели бесформенным свертком.

– Что это? – спросила она таким голосом, будто тащила за собой тяжелые цепи.

Я вытащила сюрприз, который держала за спиной:

– Та-дам!

Я закончила портрет – тот, что рисовала с фотографии. Мама в теплых оттенках, на горчичном фоне, как она просила. Даже нос после многочисленных попыток удался на славу.

– Ты посмотри.

Наконец она зашевелилась и села в постели. В те дни ее ринит разыгрался не на шутку – она вставала, только чтобы сходить в туалет, и отказывалась от кофе и тостов. Не сейчас, Клаудия, говорила она, когда я к ней заходила. Закрой дверь, Клаудия. Дай мне побыть одной, Клаудия. Так что я не ожидала, что она встанет, полюбуется портретом, скажет, как красиво и как похоже вышло, и поцелует меня, и скажет спасибо, и мы повесим его на стену в кабинете рядом с остальными семейными портретами. Но надеялась, она хотя бы улыбнется, как улыбнулась утром и когда я пришла из школы, и рассмотрит его, и я увижу в ее глазах одобрение, или они заблестят, или хоть что-то.

– Клаудия, я только приняла таблетку и теперь хочу спать. Попозже покажешь, ладно?

Я опустила портрет. Пошла к себе в комнату и сунула его под кровать, к старым сломанным игрушкам. Взяла Паулину и стала расчесывать ее длинные шоколадные волосы крошечной расческой для Барби.

Несколько дней спустя, вернувшись из школы, я с удивлением обнаружила, что в маминой спальне светло, шторы раздернуты, а радио на папиной тумбочке передает новости. Мама сидела в постели.

– Сегодня утром умерла Карен Карпентер, – сказала она.

Она была в пижаме, непричесанная и неумытая, но, учитывая обстоятельства, выглядела почти что довольной.

– Что?

– Ее нашли на полу гардеробной, она лежала голая, но прикрытая пижамой – только-только сняла ее, чтоб переодеться. До самой смерти оставалась благовоспитанной девушкой.

Карен Карпентер была вокалистка и барабанщица The Carpenters, они с братом одевались как хорошие ребятки и играли беззубые привязчивые рок-песенки.

– От чего она умерла?

– От анорексии.

В те времена об анорексии было известно мало. Я даже слова такого не слыхала.

– Что это такое?

– Это когда люди морят себя голодом до смерти.

Первый журнал, рассказывавший о смерти Карен Карпентер, пришел несколько недель спустя. Я дождалась, пока мама его отложит, и унесла к себе в комнату. Впервые в жизни я прочла всю статью целиком.

«Нервной анорексией, – так начиналась статья, – часто страдают успешные благовоспитанные девушки, одержимые