— Или же они не позволяют людям самим зарабатывать на этот кусок, — добавил Томас, снова становясь язвительным.

Девлин выразительно кивнул, отмахиваясь от насмешки, и сказал:

— Господь помогает тем, кто заботится о себе сам.

— С тех пор вы поддерживали друг с другом связь? — спросил Томас, уклоняясь от спора. — Эд снова встречался с вами после возвращения из Италии.

И вот опять!.. Краткое колебание со стороны Девлина и напряженное внимание, на мгновение захватившее Хейеса.

— Да, — наконец подтвердил сенатор. — Я хотел, чтобы Эд принял участие в работе попечительского совета одной местной школы. Он имел соответствующий опыт и как нельзя лучше подходил для этого дела. Однако Эд был полностью поглощен приходскими заботами и своей книгой. У него совершенно не оставалось времени. Разумеется, я огорчился, но с уважением отнесся к его позиции.

— Ну а затем? Вы с Эдом еще разговаривали до его отъезда на Филиппины?

— Вы к чему-то клоните, мистер Найт? — с той же самой хищной усмешкой спросил сенатор. — У меня складывается такое ощущение, будто мне устроили допрос.

— Мне просто любопытно, — поспешил на попятную Томас. — Я пытаюсь заполнить пробелы. Как я уже говорил, мы с Эдом не были особенно близки… В общем, наверное, я просто хочу выяснить, чем он там занимался.

Присев на край стола, сенатор подался вперед, нависая над Томасом, смерил его холодным пытливым взглядом и заявил:

— Вы опасаетесь, что за разговорами о терроризме что-то есть. Вы чувствуете вину за то, что потеряли связь с братом, и беспокоитесь, что он мог действительно сбиться с пути и стать изменником родины.

Томас ничего не сказал, не уверенный на все сто в том, как он отнесся к этому заявлению, несколько поникнув под пристальным взглядом сенатора.

Следующие слова Девлин произнес медленно и раздельно:

— Выбросьте все это из головы, — Найт кивнул и услышал: — Ваш брат не был террористом. Дело напрочь развалится. Помните Эда таким, каким вы его знали, и не слушайте горстку заблуждающихся чиновников, которые высказывают вслух беспочвенные подозрения. Сейчас все пугаются собственной тени. Повсюду мерещатся террористы и их приспешники. Но Эд не принадлежал к их числу. Вы сами это знаете.

Томас кивнул, гадая, разделяет ли он убежденность сенатора. Больше ничего общего у них не было.

Томас скучал по Чикаго. В молодости он проводил в городе много времени, но теперь, когда работа и дом держали его в более спокойном и размеренном Ивенстоуне, в шумный центр Найт выбирался редко. Ему нравились причудливые серые просторы Чикаго, голые деревья и ветер, поднимающий рябь на поверхности озера. Томас направился к набережной, думая об Эде и гадая, как жить дальше, когда все рухнуло. Незаметно дом себя он очутился в зоопарке Линкольн-парк. Это местечко показалось ему тихим, а вход в него до сих пор — поразительно! — оставался бесплатным.

Поэтому Найт вошел внутрь, как в детстве много раз делал вместе с Эдом.

Здесь было не столько тихо, сколько пустынно. Вечерело, стало уже очень холодно, но Томас находил странное удовлетворение в том, чтобы бродить в полном одиночестве, поскольку лишь немногие звери отваживались выбираться из своих укрытий. Обычно зоопарк вызывал у него противоречивые чувства. Его притягивали красота и великолепие животных, в то же время он испытывал к этим существам что-то вроде жалости, сколько ни убеждал себя в том, что подобные заведения выполняют множество всевозможных положительных функций. Однако сегодня Томас ощущал лишь умиротворение, в котором мелькали призраки воспоминаний.

Ему встретилось лишь одно семейство: мужчина с худым лицом и его жена, колотившая по стеклу клетки с гориллами к восторгу вопящих ребятишек. Томас едва не сделал ей замечание, но у него не было энергии, а гориллы лишь равнодушно наблюдали за людьми, дожидаясь, когда те уйдут.

Томас прошел через павильон с кошачьими, посмотрел на разгуливающих из стороны в сторону снежных барсов, затем вышел обратно на холод, где по заснеженным камням лениво бродили львы, отделенные от людей невысокой оградой и глубоким пустым рвом. В детстве прогулку по зоопарку они с Эдом всегда завершали здесь, переходя от вольера к вольеру и споря о том, кто круче, рысь или сервал, точно так же, как сравнивали достоинства подающих и крайних нападающих. Львы, как и всегда, выглядели небрежно высокомерными и безразличными, лениво терпящими людей, которые, подобно Томасу, пришли на них поглазеть, спокойными в сознании того, что они полновластные хозяева в своих владениях, какими бы ограниченными те ни были. Даже в заточении, среди чикагской зимы, окруженные с одной стороны серыми небоскребами, а с другой — еще более мрачными водами озера Мичиган, львы сохранили маленькую частицу саванны, которой правили.

«К этому нужно относиться с уважением», — подумал Томас, внезапно прочувствовав отсутствие брата так, как этого не было в течение всего дня.

Поглощенный созерцанием львицы, которая фыркала и лениво чесалась, Томас заметил появление еще одного посетителя только тогда, когда тот остановился рядом с ним. Мужчина был в мешковатой теплой куртке, перчатках и вязаной шапочке, скрывавшей почти все лицо.

Томас непроизвольно отступил в сторону. Мужчина стоял слишком близко, зимняя одежда позволяла ему хорошо прятать свою внешность. Внезапно он положил руку на спину Найта, прижимая его к ограждению.

Томас попытался стряхнуть его руку, но неизвестный — он был белым, однако, помимо этого, Найт больше ничего не мог сказать — схватил его за левое запястье и заломил руку высоко за спину. Быстрое движение завершилось, прежде чем Томас успел среагировать. Он решил, что неизвестный тип попытается забрать у него бумажник, и смирился бы с этим, учитывая события последних двух дней, однако тот не стал делать ничего подобного. Вместо этого он вонзил колено Томасу в пах, и бедняга согнулся пополам.

— Не суйся не в свое дело, — прошипел нападавший, прижимаясь губами к уху Найта.

Какое-то мгновение эти слова ничего не значили для Томаса. Он, захлестнутый совершенно неожиданной злостью, резко распрямился, выбросил правый кулак и попал неизвестному прямо в висок, чего тот не ожидал. Какую-то долю секунды или даже меньше Найту казалось, что противник обратится в бегство. Однако удар лишь разъярил нападавшего, и он с рычанием дернул головой в сторону Томаса. Его глаза под черной шерстяной шапочкой сверкнули ледяной синевой, и Найт попятился назад, чувствуя, как минутная злость быстро уступает место панике. Он поднял обе руки, сжимая кулаки, чтобы защитить лицо от нового натиска, и эта ошибка едва не стоила ему жизни.

Стремительного града ударов не последовало. Вместо этого незнакомец подступил к Томасу вплотную, внезапным неожиданным движением стиснул его в медвежьих объятиях, оторвал от земли и толкнул. Найт ощутил, как весь вес его тела поднимается через ограду и на мгновение прижимается к перилам. Он успел мельком увидеть горящие яростью глаза и пустынный зоопарк, раскинувшийся позади неизвестного типа, и что есть силы ударил его ногой. На полускрытом шапочкой лице впервые отобразилась боль, сменившаяся бешеной решимостью.