Гремислав явно заинтересовался, ну я ему и открыл наши с купцом Плещеем тайные планы касательно новых красителей, также упомянул о стеклянных бусах, что тоже в силах сделать благодаря ниспосланным мне «ночным откровениям».

Переварив новую для себя информацию, вождь продолжил «допрос с пристрастием».

— Хорошо, а ежели, скажем, взбунтуются примученные галинды? Думаешь, полутысячного войска хватит, чтобы змеелюдов сдержать?

— Во-первых, оставим здесь хорошо вооруженных и справных воинов. Во-вторых, мы всегда сможем придти к ним на помощь, если получим весть о бунте. В-третьих, как ты стрый считаешь, поднимут ли местные вожди и старшины восстание, если их дети будут находиться у нас в заложниках?

Гремислав задумался над услышанным.

— Верно нет. Я бы не стал такое творить, будь мои сыновья в залоге у недругов, — ответил вождь, состроив при этом недовольную гримасу.

— Вот и я такого же мнения.

Вождь о чем-то задумался, лишь спустя пару минут прервав затянувшееся молчание.

— А удержат ли старшины и вожди остальных змеелюдов от выступления против нас, особенно когда мы объявим военный сбор? — с сомнением спросил Гремислав.

— Выборочно, несколько сотен недорослей подходящего возраста от наиболее справных змеелюдских воев также можно будет забрать в нашу «младшую дружину». Расширим Дружинный дом и там их заселим. Они будут не только учиться военному делу, но и помогать по хозяйству заместо оставшихся здесь наших воев. Плюс к тому же, не надо забывать о набираемых нами галиндских рабах, что тоже отчасти возместят убывшие рабочие руки.

— Да… тогда уж точно, если мы все это провернем, змеелюдские земли как есть станут нам покорны. Хитро придумано, детьми заручиться верностью их отцов.

Подробное обсуждение вышеозначенных идей продолжилось до тех пор, пока не начало смеркаться. Пора было закругляться, напоследок Гремислав изрек:

— Хорошо Див, я тебя услышал. Теперь мне надо над всем этим хорошенько помыслить, а потом и с другими мужами обсудить.

Положительное решение озвученных мною предложений сразу после непродолжительных консультаций Гремиславом было все-таки принято. Для практического выполнения плана в живых был оставлен десяток полоненных воинов с тем, чтобы они развезли все эти очень важные вести в пока незанятые земли галиндов, а также и к их северным балтским соседям — оссиям и кареотам. Всем вождям и старшинам этих еще непокоренных земель в двухнедельный срок надлежало явиться в ставку вождя, с целью установления даннических отношений этих балтских племен с драговитами.

В итоге вождем было принято несколько решений. Во-первых, на ротационной основе разместить в покоренных балтских землях 500 воинов. Во-вторых, недостающее из-за убыли мужских рук продовольствие для драговитских земель пообещал вождю закупать посредством продажи ультрамарина и других новых товаров. В-третьих, вводилась система заложников для детей балтских вождей и старейшин поселений. В-четвертых, самое важное, для покоренного племени галиндов, а также для их северных соседей — осиев и кареотов устанавливалась дань и некий аналог рекрутского набора, как это проделывали над покоренными народами готы, гунны, авары и иже с ними. Устанавливался некий аналог рекрутчины, при которой балты по первому требованию верховного вождя драговитов должны были давать по одному снаряженному вою с одного «дыма», которых впоследствии нами планировалось использовать в качестве «легкой пехоты».

Возвращались мы не только с войском (с большей его частью), набранными галиндскими рабами, но и с заложниками. Они, кстати говоря, начали массово пребывать в Менулес уже спустя неделю после встречи Гремислава с балтскими вождями, волхвами и старейшинами также состоявшейся в бывшей галиндской столице.

Тогда начавших подходить к воротам Менулеса заложников-подростков, а их было десятки, сопровождали отцы, дядья, старшие братья. Мне лично пришлось проводить «инвентаризацию» новоприбывших, записывая на бересте их имена, прозвища, предыдущее место жительства, возраст, характерные приметы. И так, с перерывами, от рассвета до заката в течение более двух недель. Естественно особое внимание уделялось детям вождей, волхвов и старост, дабы они нам не подсунули кого-то еще вместо своих отпрысков.

Весь этот «ритуал» оставлял на родственниках подростков какое-то неизгладимое, чуть ли не магическое впечатление. Что меня честно говоря очень смешило, но ради антуража и для пущего эффекта приходилось сохранять серьезную и одухотворенную мину лица. В этих моих расспросах и последующих записях необычными «рунами» балтам определенно мерещилось что-то мистическое.

Также балтские родичи заложников прилюдно клялись перед богами не обнажать оружие против своих южных соседей.

Параллельно велась скрытая от посторонних глаз работа по формированию тайной сети осведомителей из числа родственников этих детей. Вербовкой занимался лично Яролик со своими помощниками, с энтузиазмом воспринявший эту еще одну мою идею.

На покоренных галиндских землях, в крупных городищах, защищенных глубокими рвами и тыновыми заборами, разместили сменными гарнизонами часть драговитского войска в количестве пяти сотен человек.

* * *

Встречали возвращающиеся в Лугово войска как обычно — с бубнами, песнями, плясками и обильными застольями.

Гремислав на вечерней пирушке выступил перед родовыми драговитскими вождями с пламенной речью.

— Вот они у меня где, змеелюды! — Гремислав сжал кулак и картинно показал его всем присутствующим. При этом от изрядной дозы выпитого его порядком шатало. Драговитские родовые вожди пили хмельное, уплетали еду за обе щеки и насколько я заметил некоторые из них, смеясь, не зло подтрунивали над нашим слегка перебравшим верховным вождем. Впрочем, это были мои последние воспоминания, потом я просто вырубился.

На следующий день после устроенной Гремиславом пирушки проснулся от пения петухов и в не самом в своем лучшем состоянии здоровья. Судя по тому, что по крыше был слышен барабанящий по ней дождь, а за дверьми слышалось завывания холодного ветра, погода на дворе сегодня тоже не радовала. Только заставил себя подняться немалым волевым усилием, как грянул оглушительный гром, а обрушившийся на Лугово ливень еще больше усилился.

Вспомнил о Яролике, в такую погоду, когда Перун мечет гром и молнии он любил устраивать свои камлания прямо на открытом воздухе. Выглянул во двор. За дверьми был настоящий потом, лужи растеклись в самые настоящие ручьи. Поежившись от холодных брызг дождя, прикрыл дверь.

Поднявшиеся вслед за мной жены уже разводили в печи огонь, должно быть, намеривались разогреть вчерашний ужин. Из подвешенной у печи люльки послышались хныканья — знать проснулись наши дети. Они прямо вдвоем в этой люльки до сих пор и ночевали. Ожидая завтрака сел на лавку за стол, уставившись на узенькое оконце с натянутым на него пузырем зубра. До оконного стекла у меня все никак не доходили руки. А за окном меж тем гремело и сверкало дай Боже! От нечего делать заглянул в соседнюю комнату, где