Брайант стянул обернутый вокруг ушей шарф и швырнул его на кушетку у двери. Атертон, Кроухерст и Ранкорн с угрюмыми лицами сидели друг за другом, напоминая Мэю статуэтку Викторианской эпохи, привезенную с вышедшего из моды курорта.

– Джон, сядь и расслабься. Здесь еще не такого насмотришься. – Брайант повернулся к Фортрайт. – Глупышка, тебя некому будет водить в кино. Слышал, Лонгбрайт терпеть не может кинотеатры.

– Факт налицо. – Она провела темно-красным ногтем по неизменно взъерошенным волосам Брайанта. – Уже не знаешь, что придумать, чтобы я осталась.

– Ты единственная, кто в курсе, какой я изобретательный, – польстил ей Брайант.

– Мистер Мэй быстро научится уживаться с твоими слабостями. И впредь станет второй половиной твоего мозга, не так ли, мистер Мэй? – Она стерла пятно сажи с воротничка Брайанта. Днем над Лондоном нависала глухая дымовая завеса, впитывавшаяся в одежду, словно кто-то постоянно жег костры. – Пришло время самому следить за манжетами на рубашке. Я бы выслала тебе официальное приглашение, но мы расписываемся в регистрационном бюро, и, кроме того, тебя это не воодушевляет. – В глазах Фортрайт появился блеск. – Жалко. Как было бы приятно увидеть твою смешную мордашку над воротничком взятого напрокат фрака.

Брайант встряхнул головой и бросил на нее беспомощный взгляд.

– Он весь ваш, мистер Мэй. – Фортрайт стянула с себя форменную фуфайку, отчего они потеряли дар речи. – Мне нужно переодеться. Слышишь отбой воздушной тревоги, Артур? Почему бы тебе не пойти и не понаблюдать за другим новичком?

Брайант несколько приободрился.

– Да, превратить его жизнь в сущий ад – это могло бы меня утешить. Что-то он запаздывает с чаем. Может, его раздавило? Кстати, это тебе. – Он вытащил из пальто неряшливый сверток и протянул ей. Красная ленточка соскользнула с коричневой бумаги, стоило Фортрайт прикоснуться к свертку.

– О, Артур. – Она увидела зачитанный экземпляр «Холодного дома». Он вынес его из кабинета как единственно ценную для него вещь. Это была любимая книга Брайанта – старое издание, купленное его отцом на Патерностер-роу, и он всегда держал его у себя на столе. Она знала, как много эта книга для него значила. Накручивая ленточку на пальцы, она, не задумываясь, сунула сверток в карман. – Знаешь, я буду скучать по тебе. – Она подошла и дернула его за ухо.

У Атертона был при себе фотоаппарат со вспышкой, и он тут же их сфотографировал. У всех был удивленный вид.

– Ну ладно, выкатывайся, – сказал Брайант, доставая трубку, пока остальные друг за другом выходили из подвала. – Мистеру Мэю и мне надо многое обсудить. Ведь кто-то должен ввести его в курс дела.

Фортрайт отправилась на встречу в Женскую добровольную службу. Стоило им выйти из убежища, как появился Бидл с кружками чая в руках. Вернувшись в отдел, молодые детективы расположились на стульях друг против друга. Брайант набил свою трубку и открыл окно.

– Рискнем? – спросил он Мэя. – Солнце светит. Спорим, они собьют их в Эссексе. – Он освободил место на своем столе. – Все в какой-то пыли. – Он показал брошюру. – Теперь вот это, – и указал на титульный лист, – это твоя библия. Творение Давенпорта, и, конечно, полная чушь, но я могу дать тебе выжимку. Так вот, отдел планировали создать давно, в рамках так называемой центральной лондонской команды специалистов по борьбе с преступностью, но это подразделение получило дурную славу, не сумев раскрыть дорожного убийцу в Пэддингтоне в тридцать пятом году. Оно так ни в чем и не преуспело, и в конце концов через три года его распустили. На следующий год наш начальник убедил центральную полицию Вест-Энда и городскую полицию Лондона в том, что их самые запутанные дела должны передаваться в группу по выявлению перебежчиков. Давенпорт отнюдь не дипломат и проиграл уже в самом начале. Всякий раз, когда на нас нападают, я отсылаю письмо в главную контору, напоминая о том, что мы ведем лишь те дела, за которые уже никто не берется. Меня наделили полномочиями набирать свою собственную команду специалистов, ограничив кругом проблем, выходящих за рамки общепринятых, но на самом деле это означает, что мы призваны фильтровать чужой мусор. Отдел был определен МВД как последнее средство Лондона при раскрытии не подлежащих огласке дел, а он превращается в накопитель неоднозначных и аномальных преступлений. Вдобавок полиция может теперь скидывать к нам давние нераскрытые убийства. Они по горло увязли в делах о мародерстве, не говоря уже о нападениях и грабежах во время налетов, хотя, безусловно, нам запрещено обсуждать эту тему.

Брайант с шумом пососал трубку, скорчил гримасу и снова ее зажег.

– Нам предоставили относительную свободу, но проблема заключается в типе свидетелей и материалов, какие я пытаюсь подключить к расследованию. Адвокаты поднимают шум, заявляя о неприемлемости то того, то другого в рамках судебной процедуры. Не воспринимают свежие идеи.

Он решил не посвящать своего нового напарника в детали того, как показания медиума оказались последней каплей для судьи из Холборна, который наотрез отказывался приобщить к делу показания представленных отделом свидетелей, пока Брайант не сумел его убедить, что все они физически существуют и пребывают в здравом уме и твердой памяти.

Отдел аномальных преступлений работал без всякой поддержки, неоцененный и необласканный, в помещении, расположенном этажом выше ателье по индивидуальному пошиву одежды «Монтегью Карлуччи», рядом со станцией «Боу-стрит», и с переменным успехом оборонял страну от всего кощунственного и зловещего, пока не началась война. И тут его архивные папки неожиданно распухли до отказа, что дало Давенпорту возможность снискать особую благосклонность министерства внутренних дел. Отдел начал притягивать сумасшедших, как мотыльков на огонь. Все дело в войне, твердили в один голос, за все необъяснимое надо винить войну.

По крайней мере на данный момент это не шло вразрез с теми целями, что преследовали власти предержащие, а именно – использовать отдел для расследования правонарушений, не поддававшихся какой бы то ни было классификации. Лондон столкнулся с возрастающим уровнем преступности. Его и можно было ожидать в городе, где все воспринимали каждый прожитый день как последний. Никто не был заинтересован в том, чтобы Лондон приобрел репутацию средоточия шпионажа, криминальных синдикатов или убийств. Напротив, сейчас было важнее, чем когда-либо, продемонстрировать всему миру, что Англия способна выстоять. «Но как долго она продержится?» – недоумевал Брайант.

– У нас поднялся страшный ажиотаж вокруг мужика, напугавшего жену греческого посла. Она сказала, он разгуливал в их саду со странным видом, с перевернутым лицом. Разумеется, выяснилось, что это был итальянец, решивший поиздеваться над бедной женщиной, надев пальто задом наперед. Казалось бы, глупость, но ведь небезопасная. Учитывая нынешние отношения между Грецией и Италией, мы должны быть крайне бдительны. В итоге наружка вывела нас на человека, снабжающего Муссолини сыром, и военное министерство тут же взялось разрабатывать планы его отравления. Над чем-то подобным они работали в отношении Гитлера и арбузов. Или это были бананы?