У них вошло в привычку встречаться на озере возле греческого павильона, где они впервые увидели друг друга, по средам и воскресеньям. Если Эд не был на задании, он приходил туда первым и ждал Сару. Иногда они ездили в Оксфорд в кино, на концерт или на чай к сэру Джону. Но чаще всего просто сидели у озера и разговаривали, наслаждаясь обществом друг друга.

Эд рассказывал ей о своих прапрадедах, которые добрались до Калифорнии в фургоне переселенцев из Пенсильвании, где их предки прожили около сотни лет. По отцовской линии его предки были англичане, а по материнской — французские гугеноты и шотландцы. Он рассказывал ей о своей семье; отец был профессиональным военным на Тихоокеанском побережье, мать жила в Сан-Франциско. Младшая сестра Дженнифер училась на втором курсе в колледже Вассар.

Сара рассказывала Эду про своего отца; ее мать умерла, когда ей было восемь лет, и ее воспитывала папина сестра, старая дева, истинная викторианская леди, свято верившая в холодный душ, Библию и в то, что дети должны беспрекословно слушаться взрослых. Она рассказывала про своих трех старших братьев: Джона, гвардейского майора, Ричарда, флотского лейтенанта, и Дэвида, который служил в морской пехоте.

Оба рассказывали друг другу о своем детстве; он описывал Калифорнию и Сан-Франциско, она говорила про родительский дом в Нортумберленде. Он с удивлением узнал, что Сара никогда не ходила в школу: ее обучение было доверено гувернанткам.

Эд и Сара обсуждали искусство, музыку, литературу и политику, все, что ценили и недолюбливали в своих странах. Говорили о войне и своих надеждах на будущее, когда она кончится, словом — обо всем на свете; и Сара с таким нетерпением ждала каждую встречу, что, возвращаясь с дежурства, тут же бежала на озеро. Она понимала, в какой омут ее затягивает, но ничего не могла с собой поделать. Эд завладел всем ее существом. Она постоянно думала о нем, тревожилась о нем, видела его во сне.

Ей мучительно хотелось знать, так ли и он занят ею, что он делает, когда ее нет рядом? Встречается ли с другими женщинами? Когда она приходила с Эдом на танцы, не могла не замечать взглядов, которые бросали на него девушки. В них читался откровенный сексуальный призыв. Это вызывало в ней новые, незнакомые ощущения. Она чувствовала себя избранной, не такой, как прочие. Никогда раньше она так отчетливо не испытывала такой полноты и радости жизни. Их отношения с Джайлзом были ровными, уравновешенными, ничем не замутненными и безмятежными. С Эдом все было по-другому, и ей все труднее было держаться просто и беспечно. Они проводили вместе слишком много времени и становились все ближе и ближе друг другу. Путь, по которому она шла, стремительно приближался к столбу с отметкой «Опасно», но радость жизни, вдохновенный порыв и возбуждение заставляли ее пренебрегать этим предостережением.

Сара не переставала поражаться выдержке Эда.

Он не делал ни малейшего шага, чтобы перейти тот барьер, который они сами установили. И от этого ее желание разгоралось все сильнее. Мысль о близости с Эдом заставляла ее кровь закипать в жилах. Глаза то и дело останавливались на его губах; глядя на его руки, она воображала, как он сжимает ее в объятиях. Она успокаивала себя тем, что ее фантазии вызваны одиночеством, долгим отсутствием мужа и физической привлекательностью Эда. Его высокий рост, могучие плечи, торс, обтянутый тонкой рубашкой цвета хаки, крепкие ноги в бежевых брюках, длинные тонкие пальцы, крупные надежные руки разжигали в ней внутренний огонь и не давали спать по ночам. Еще никогда ей так остро не хотелось мужчины, никогда желание не овладевало ею с такой силой.

Она попробовала пару раз отказаться от свиданий с Эдом, но почувствовала такое отчаянное одиночество, что больше не стала пытаться предотвратить неизбежное.

Когда приходили письма от Джайлза, ее охватывало горькое сожаление, она страдала от своей вины перед мужем, но мука желания пересиливала и это. Она перечитывала подряд все письма Джайлза, упорно стараясь заставить себя думать о нем, и с ужасом обнаружила, что это делается все труднее. Она прилежно писала ему длинные письма, описывала «Девушку из Калифорнии» и ее экипаж, Эда и то, как он подружился с сэром Джорджем, рассказывала про посылки из Америки, про то, как американцы благодарны им за приют. Она писала, что очень скучает, и разве это не было правдой? Иначе почему она так страдала от одиночества и пыталась скрасить его, чем-то заполнить? Дело ведь не в одном только Эде. Просто разлука с мужем, с которым она провела вместе только полтора месяца, заставляет ее искать утешения. Джайлз — ее законный муж, к нему устремлены все ее мысли и чувства. Так она говорила себе, пытаясь отвлечься от Эда.

Нервное напряжение достигло у Сары такого накала, что породило холодность по отношению к Эду. Именно из-за него нарушилось спокойное течение ее жизни, из-за него она так страдает. Она пыталась забыться в работе, вызывалась дежурить вне очереди, чтобы не было времени встречаться с Эдом, работала до изнеможения, чтобы хватало сил только добраться до постели.

Эд понял, что с ней происходит.

— Похоже, — сказал он однажды, — ты собираешься выиграть войну в одиночку. Но вот этот пациент тоже требует ухода.

— Ходячие раненые — на пути к выздоровлению, — попробовала она отделаться шуткой.

— Не тот случай.

Она не рискнула встретиться с ним глазами.

— Психологическая помощь вне моей компетенции.

Они лежали под каштаном. Был день в начале октября, бабье лето.

— Тем не менее ты в курсе дела, разве нет?

— Тогда отнеси это на счет моего строгого воспитания; дети должны беспрекословно слушаться старших и помалкивать.

— Ты не ребенок; ты женщина.

— Тем не менее мы все здесь подчиняемся строгой дисциплине.

— И что же она требует?

— Нам внушили, что есть вещи, — медленно заговорила она, — которых не следует делать. Необходимо соблюдать правила. Неписаные, но от этого не менее обязывающие правила. Для меня они нерушимы.

— Не одни вы, англичане, такие законопослушные.

— Надеюсь, что так.

Он помолчал.

— Неужели не бывает таких обстоятельств, при которых люди все же решаются преступить эти правила?

— Нет. Это дело дисциплины. Она помогает справиться с самыми неодолимыми трудностями.

— Мне казалось, что правила устанавливаются для того, чтобы облегчить жизнь.

— Удовлетворение получаешь от того, что соблюдаешь их.

— И этого достаточно?

«Господи, — подумала она про себя. — Хватит тебе меня мучить».

— Ты слишком строга к себе, — мягко сказал он, не дождавшись ответа.

— Меня так воспитали.

— А проявлять доброту к одинокому американцу тебя тоже научили? — бесцветным голосом спросил Эд.

— Ваша доброта вообще безгранична. Я не имею в виду подарки, которыми вы нас засыпали; я говорю о том, что вы воюете за нас, умираете за нас.