Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я баньку истопил.
Напугал, зараза, темно же.
— А давай свою баньку! — решаю я.
— Катерину звать, спинку потереть? — добивает меня в спину вопрос от Мирона.
Катерина, походу, та самая молодая девчонка из моей дворни. Вот и имя её узнал! Это что же, я её того… Она же страшненькая!
«Хотя, фигурка у неё ладная, да и темно в бане… Грехи отпустили, можно заново начинать грешить… Не согрешишь — не покаешься!» — нашёптывает мне коварное подсознание.
— Один пойду! — не ведусь на его уговоры я.
В бане темно, как у негра в… но вскоре появляется Катерина с подвесной лампадкой, или как эта штука называется? Меня не стесняется, руками уже теребит ворот платья, расстегивая пуговицы на нем. И когда я отсылаю её назад, вид имеет разочарованный. А что, женщинам тоже секс нужен!
Уходя, Катя оставила кусочек хлеба с крупной солью. А стопочку принести забыла! А что Суворов говорил? «После бани укради — но выпей!» Хотя выпить у меня есть что — кваса кувшин стоит в предбаннике, и я его уже пригубил. Странно, что холодным он оказался, ведь, до холодильников ещё далеко. Вроде, я про ледник какой-то слышал в моем поместье. Надо бы поузнавать.
— Леша, полночь скоро, смотри не усни! Банник замучает, — слышу голос Матрены со двора. — Катюха, ты хлеба баннику поднесла?
— Поднесла, — говорит неудовлетворённая девица.
Тут я понимаю, что хлеб предназначался не мне, а этому мифическому существу. Но меня, взрослого мужика из будущего, этой хренью не напугать.
А париться я люблю и умею. Баня пар держит хорошо, и я получаю настоящее удовольствие от процесса. Собственно, здесь имеются сама баня и две комнатки — одна парилка с полатями и вторая — предбанник, где квас стоит.
Матрена стучалась два раза, упрашивая выйти, мол, уже насиделся в жаре. Наконец, чую, что молодое моё тело получило нужную нагрузку. Выхожу в предбанник, нахожу кувшин с квасом и пью прохладный напиток с удовольствием. Затем открываю входную дверь — во дворе стоит Матрена с полотенцем и свечами. Ждёт меня.
— Как ты такой жар терпишь, мне и тут горячо? — вздыхает она.
Вдруг из-под лавки, а затем и из бани, вылетает с противным воем некое существо!
«Вот ты какой, банник!» — в первый момент подумал я, а потом понял — кошка это! Животное резво запрыгнуло на забор и исчезло, вильнув хвостом! Блин, откуда кошка? Или кот? Не видел я в деревне у себя ни одной.
— Господи! — орет Матрена, бросив полотенце и начав размашисто креститься подсвечником. — Лешка банника из бани выгнал!
— Что ты орешь? Кошка это была, — возмущаюсь я такой средневековой дикости. — Пока дверь закрыта была, выйти не могла, открыл — удрала.
— Леша, это Обдериха была! Она кошкой оборотиться может! — тихо скулит взрослая, и вроде ничего не боящаяся Матрена.
— Кто? — не понял я.
— Банница! Не банник у нас, а банница была! Ой, надо на чистый четверг черную курицу найти! — бормочет моя домоправительница.
Поднимаю полотенце, вытираюсь насухо и, надев штаны, топлес иду в дом. Не хочу знать, зачем этим диким и темным людям курица, причем непременно черная. Но знания настигают меня в спину.
— Задушим и, не ощипав перьев, под порог бани закопаем, — сообщает вселенной свои черные в отношении птицы с редким окрасом замыслы Матрёна.
«Вот и живи теперь с этим», — глумится взрослое мышление внутри тела молодого барина, не верящее ни во что подобное.
Глава 10
«А, может, я попал в другой мир, где водятся эти банники? Может, и магия тут есть?» — размышлял я перед сном и даже попытался наколдовать что-нибудь. Ясно, что это глупости — кошка там была! Наверное…
Уснул, конечно, так ничего и не намагичив. Снились бабы. И те, что были, и те, которые, надеюсь, ещё будут. Та же Фрося снилась в новом платье, коротком, причем. А коленки у неё ладные, округлые. Проснулся со стояком. Половой вопрос надо срочно решать!
А ещё скоро освящение церкви и большой праздник церковный — Святая Троица. Именно в этот день хотят освятить нашу культовую постройку. Надо ждать гостей из Костромы — сам архиерей прибудет. Кстати, не мешало бы мне туда, в Кострому, наведаться. Но конь один… была бы ещё бричка цела. Но что-то с ней неладно, а в карету одного коня запрягать — моветон. Верхом я, вернее, тушка барина, тоже умею, но ещё не пробовал. Из нехорошего — после праздника почти сразу же начнётся Петров пост. Правда, рыбу есть можно будет, ведь апостол Петр, в честь которого этот самый пост, был покровителем рыболовов. Это мне Герман рассказывал, не я такой умный.
Да, блин, с этой религией и так куча забот: перед освящением будет вечерня, потом всенощное бдение, потом ещё литургия… аж семь дней подряд! И ведь никто не поймет, если я не буду соблюдать все эти, дурацкие с моей точки зрения, правила. Ох, житиё моё!
— Пес смердящий! — услышал я голос Мирона во дворе.
Оказалось, Мирон ругал Гришку и его жену, послушно пришедших получать свое наказание в виде розг. Настроение с утра было благодушным, и я уже хотел простить своих крестьян, но побоялся, что местные осудят меня за такое человеколюбие. И потом, как в армии говорил наш ротный: «Куда солдата ни целуй — всюду жопа!» Так и тут с моими крепостными. Тем не менее, наказание я им уменьшил — десять розг жене и двадцать Кожемяке. Благодарили искренне!
Утром пришли Фрося и Тимоха. Даю задание Тимохе осмотреть бричку. Вообще, у него обязанностей сейчас немного — одна лошадка у меня осталась, так что, мой конюх и возчик в одном лице не перерабатывает. Фросе даю новое задание — крупу перебрать. Натурально! Золушка, мля. Сидит девушка, гречу прошлогоднюю шелушит. Вообще-то, не я дал задание, а моя Матрена. Она сегодня смотрит на меня с огромным уважением и не перечит ни в чем.
Моя вчерашняя эпическая победа над Обдерихой уже обросла слухами и сейчас я беседую со встревоженным попом Германом.
— Молитовку прочитал перед баней, как положено, а мои дуры решили умаслить нечисть, хлеба там принесли, соли крупной, — с удовольствием сдаю женский пол усадьбы я.
— Что