Он молча изучал ее лицо, а она не смела отвести от него глаз. Он изменился. В плечах отец стал еще шире, чем она его помнила ранее. Обветренное лицо избороздили морщины. Взгляд стал холодным и сосредоточенным.

Все это время они выживали, приспосабливались, боролись. А она просто хочет уйти, сбежать. Недостойная дочь. Не оправдавшая надежды реальность.

Внезапно на нее обрушился шквал звуков, запахов. Сильнее всего был равномерный стук, который отодвинул на задний план все остальное. Биение сердца. Голубая жилка на шее отца. Запах его кожи, древесный с кислинкой мужского аромата, и его крови… притягательной, упоительной.

— Не смей!

Габриелла метнулась с земли и врезалась в дерево, соскребая ногтями кору словно масло. Она сходит с ума. Аромат крови затмевает разум. Если она сейчас не уйдет, то убьет кого — нибудь. Она не может! Нет!

— Габриелла, — тихий голос отца обволакивал теплотой.

— Прости, — всхлипнула она. — Она сводит с ума. Я не могу… Уходите. Быстрей… Я не могу этому противиться. Я не могу…

— Можешь!

Габи спустилась к подножию дерева, все еще обхватывая его руками. Знала, если разожмет, то все пропало. Рядом упали железные кандалы.

— Одевай, — прозвучало с тоской. Габи повернула голову, но понять, что выражало лицо отца, не могла — слезы затуманили глаза. Габриелла осторожно потянула на себя металлические оковы. Трясущимися пальцами закрепила их на одном запястье.

— Повернись, — приказал отец. — Руки за спину.

Габриелла послушно выполнила то ли приказ, то просьбу. Так неоднозначно звучали слова родного человека. Звякнула цепь и шершавые пальцы проворно заковали ее в кандалы.

— Все будет хорошо, девочка моя, — прошептал отец и отстранился, не дожидаясь ее ответа.

Габи не знала, что ей делать дальше. Так и стояла, замерев и пытаясь осмыслить слова отца. На ее плечи легла теплая накидка. Габи подняла голову и встретилась со взглядом красивых озорных глаз.

— Привет, сестренка, — произнес Рафаэль, улыбаясь.

— Раф…

— Ага. Не ожидала? Я рад снова тебя видеть.

Габриелла всхлипнула и спрятала лицо на груди брата. Пока она плакала, он гладил ее по волосам и нашептывал слова утешения. Он совершенно не боялся ее. Для Габи это было важней всего. Он — ее половинка. Рядом с ним она чувствовала себя уверенней и спокойней. Ее брат. Как же она по нему соскучилась!

— Какой была плаксой, такой и осталась, — притворно пожурил ее Раф. Они оба знали, что Габриелла никогда не плакала и стойко выносила все тяготы, которые выпадали на ее долю. Его слова вызвали улыбку. Она отстранилась и шмыгнула носом.

— Можно… можно мне воды, — тихо попросила Габриелла.

— Конечно, — тепло улыбнулся ей Раф, доставая флягу. Он помог ей напиться, а потом, посерьезнев, достал небольшой пузырек. — Тебе бы еще вот этого глотнуть.

— Что это? — подозрительно присматриваясь к зелью, поинтересовалась Габи.

— Ведьмовское снотворное, — пряча глаза, ответил брат. Габриелла осознала, что несмотря на всю его доброжелательность, ей не доверяют. Но как бы поступила она, окажись рядом монстр, в любой момент мечтающий впиться тебе в горло.

— Отрава?

— Нет! — возмутился Раф, резко вскинув голову. — Ты что несешь, малая? Даже не смей думать такое!

— А что мне думать? — огрызнулась Габи. "Точь — в–точь, как в детстве", — промелькнуло в мыслях. — Я чудовище, если ты не заметил. Даже Первый от меня избавился.

— Вот поэтому и должна принять это. Ведьмы специально намешали. Связь от этого слабеет. Он найти тебя не сможет. Да и ты поспишь немного… Нам легче будет тебя в лагерь доставить, — Раф снова улыбнулся. — А то вдруг я покажусь тебе очень вкусным.

— Дурень, — вздохнула Габи. — Каким был таким и остался.

***

Властитель уже который час сидел в своем кабинете и, не отрываясь, смотрел на пламя в камине. Поначалу его настроение было на высоте — девчонка пережила ночь. Не этого ли он от нее хотел? Днем даже он чувствовал, какой дискомфорт солнечные лучи причиняли новообращенной. И он делил это чувство с ней пополам. А как иначе?

Все шло по плану пока в один момент он внезапно не перестал ее чувствовать. Абсолютно. Только что была, растерянная, и в миг нет ее. Ни боли, ни чего — то еще. Что она сделала? Убила себя? Могла ли? Или потеряла сознание? Но даже это не могло лишить его связи с ней. Ведь днем прекрасно чувствовал ее. Что произошло? Он каждую минуту пытался снова и снова найти ниточку, связывающую их, но тщетно. Это изматывало.

В дверь постучали и на пороге появился один из слуг, которого мысленно позвал Первый.

— Вы звали меня, господин?

— Мне нужен Ричард. Позови его.

Слуга не сдвинулся с места. Во взгляде мелькнула растерянность.

— Где он? — нахмурился вампир.

— Его нет, мой господин.

— Давно?

— С утра никто не видел.

Первый побарабанил пальцами по краю стола, выражая свою нервозность.

— Свободен, — зло бросил он слуге. Тот не был дураком и поспешил удалиться.

Властитель откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза. Как все не вовремя. Ричарду стоит сделать выговор. Если раньше на эти его отлучки Первый закрывал глаза, то сейчас они стали выводить его из себя. И куда только шастает этот мальчишка? К женщине, как он сам говорит, или…? Дурное предчувствие зародилось в глубине, там, где билось его черное сердце. А за этим пришла уверенность, что он больше никогда не увидит Ричарда. По крайней мере, не на своей стороне. Неужели девчонка так глубоко запала в душу этому воину? Или тут что — то другое? Первый стал перебирать в памяти все моменты, ранее оставленные без внимания, но сейчас, под другим углом, они казались не такими уж безобидными. Кто был во всех рейдах, когда на повозки, везущие кого — то из родных маленькой вампирши, происходило нападение?

Когда забирали отца семейства, Ричард впервые попросился в отряд. Побег списали на неопытность сопровождающих. По описанию воинов они все как один преследовали жертву, но та как сквозь землю провалилась. Тогда решили, что человек погиб, прыгнув с крутого уступа в реку. Через несколько лет забрали мальчишку. И снова в отряде был Ричард, но тогда он уже возглавлял его. И снова нападение. Снова человечишке удалось уйти. Ричард тогда злился так, что еще несколько дней к нему боялись подходить его же воины. Он даже умудрился ввязаться в драку. Тогда Властитель списал это все на его провал в желании выслужиться. После непродолжительного разговора, сам Первый успокоил его ярость и убедил, что не держит на него зла — даже если человек выжил, то долго ему одному в лесу