По просьбе Эцуко Сугэ сделала несколько оригами. Пальцы ловко складывали фигурки, а мысли были заняты одним: где-то далеко в прошлом осталась та чистая и невинная Сугэ, которая еще вчера резвилась и шалила наравне с маленькой барышней.

Сиракава теперь владел Сугэ полностью. Его безумная, безудержная страсть к юной красавице постепенно превратилась в одержимость.

Развращенный, искушенный во всех хитростях любовной науки, он знал практически все о мире легкодоступных женщин и гейш. Но глубокая, почти отеческая привязанность к этой наивной, неиспорченной, по-детски трогательной девушке, годившейся ему в дочери, сотворила с ним чудо. Он выглядел свежим, помолодевшим, энергичным, словно только что женился и проводил дни в неге и праздности.

В выходные он теперь вместе с Сугэ выезжал на горячие источники в Иидзаку. Господина префекта неизменно сопровождали его ближайшие подчиненные и владелица ресторана, в котором он часто бывал.

На водах Сугэ обнаружила, что все величают ее «госпожой», «хозяйкой». Она постепенно привыкла к своему новому положению, стала свободнее чувствовать себя в обществе Сиракавы. Каждое посещение горячих источников наполняло ее силами. Она расцветала на глазах. И сияющий цветок ее красоты наконец распустился – пышный, прекрасный, источающий сладостный аромат.

Сугэ поразительно изменилась. Ничем она больше не напоминала юную служаночку, постоянно красневшую от робости.

Сиракава был ослеплен своей возлюбленной. Потерял голову от страсти. В спальню жены он даже не заглядывал.

Нервы Томо были напряжены до предела. Неопределенность угнетала ее: вечное ожидание супруга, тщательно приготовленные спальные принадлежности, пустое ложе, бесконечное одиночество и ощущение собственной никчемности.

По общему мнению, Сиракава подрывал свои силы в чрезмерных плотских утехах и вряд ли был способен иметь детей. Но вероятность, пусть и незначительная, что Сугэ родит ребенка, приводила Томо в отчаяние.

Муж и жена?.. Отношения между ними уже давно дали трещину. И трещина эта превращалась в ужасную черную пропасть. Ледяную пустоту и зловещий мрак этой бездны невозможно было даже представить или описать словами. Холод, безмолвие, отчуждение… Но так, к сожалению, было и до появления Сугэ.

Томо догадывалась, что будущее не сулит ей ничего хорошего. Что ж, видимо, придется покорно склонить голову и смириться со своей незавидной долей. А пропасть станет расти, расти, и дни будут наполнены лишь пустотой, а ночи – холодом одиночества…

Только теперь Томо поняла, почему, вернувшись из Токио, она так и не смогла откровенно поговорить с мужем о деньгах. Ей помешал страх перед будущим.

Томо с рождения была прямолинейным человеком, обманывать, хитрить, ловчить было не в ее привычке. Дома все финансовые вопросы она решала открыто и четко, ничего не утаивая от мужа. Она считала чем-то постыдным стремление многих женщин припрятывать деньги на черный день. Мысль о том, что теперь и ее ждет та же участь, навевала печаль. Но одновременно, как это ни странно, у Томо где-то глубоко внутри зародилось ощущение животворной силы, звенящей энергии, будто тело покрылось невидимой защитной сеткой и она вдруг превратилась в более стойкое, выносливое, гибкое и жизнеспособное существо.

Надо посмотреть правде в глаза: есть множество замечательных, выдающихся мужчин, которые после долгих лет брака отказываются от жен, выбрасывают их из своей жизни, как старые ненужные вещи, отсылают обратно в родительский дом, а взамен находят себе новую подругу – молодую, привлекательную, из круга гейш и хангёку.

Томо, женщина прямая и порядочная, пользовалась уважением и поддержкой самого губернатора Кавасимы и его жены. Поэтому господин Сиракава вряд ли решится на крайние меры в отношении своей супруги. Но он был без ума от красавицы Сугэ, и от него можно было ожидать чего угодно. Было неясно, что он замышляет и намеревается ли избавляться от Томо.

До Реставрации Мэйдзи семейный кодекс четко определял положение законной жены и наложницы, и нарушить его было непросто. Но за одну ночь в стране все изменилось, власть была захвачена беспринципными отпрысками угасавших, до крайности обнищавших родов и кланов. Как говорится, из грязи в князи. Возможно, чайные домики и покои гейш виделись новым правителям неким специфическим плацдармом для дальнейшего продвижения по коридорам власти. Такая идея никому не казалась абсурдной, наоборот, она полностью овладела умами тех, кто гонялся за званиями и чинами. Положение замужней женщины, находившейся в полной зависимости от амбициозного супруга, от его успехов на общественном поприще, становилось весьма непрочным. Очень часто под натиском испытаний и перемен мать семейства оставалась беспомощной, как вьюнок, лишенный опоры.

Порой Сиракава, совершенно забыв о приличиях, открыто и бурно демонстрировал свое преклонение перед любовницей. В такие минуты Томо готова была забрать Эцуко, припрятанные деньги и бежать в родительский дом. И каждый раз ее останавливал страх: как там сложится жизнь дочери, которая обещала вырасти настоящей красавицей.

Эцуко хорошо ладила с Сугэ, да и отец души не чаял в своей очаровательной малышке.

Ради дочери Томо, стиснув зубы, молча страдала и терпела ежедневные эмоциональные пытки. Пусть Эцуко спокойно растет в доме своего богатого отца, а не влачит жалкое существование в глухой провинции на острове Кюсю. К такому выводу Томо приходила каждый раз после многочасовых мучительных размышлений. Она постоянно искала выход из сложившейся ситуации, но ничего не могла придумать.

Томо приходилось обуздывать свои порывы, усмирять желания. А что ей еще оставалось? Самого господина Сиракаву все устраивало. Перемены ему были ни к чему. Он успешно справлялся со своими служебными обязанностями, и его общественно-политическое положение казалось незыблемым. Окончательный разрыв с женой рано или поздно создал бы для него массу проблем, он бы совершил ряд ошибок и промахов, которые могли бы негативно сказаться на его дальнейшей карьере. Томо отлично понимала: у Сиракавы слишком много врагов и недоброжелателей, которые моментально воспользуются любой его оплошностью. Она знала своего мужа, часто предугадывала его поведение. А теперь могла критически, трезво оценивать супруга. Она перестала быть безгласной, покорной женой, которая безропотно повинуется своему господину, свято веруя в его правоту, силу, авторитет. Постепенно у нее выработалась способность смотреть на Сиракаву холодными, бесстрастными глазами и видеть в нем просто человека.

Лишенная в юности возможности получить хотя бы какое-нибудь образование, Томо, несведущая, неопытная, долгие годы блуждала по жизни, ощупью пробираясь по темным лабиринтам людских взаимоотношений. Науку постижения человеческих характеров она осваивала постепенно, совершая множество ошибок. Понять другого не каждому дано. Прислушиваться к себе Томо тоже научилась не сразу. Вечно подавляла свои желания, не позволяла себе подчиниться зову инстинктов, импульсов и естественных потребностей.

Она жила в плену нравственных норм, принципов и ограничений, зародившихся еще на заре феодальной эпохи. И лишь слепое повиновение, жертвенность и душевное целомудрие позволили ей столько лет верой и правдой служить интересам семьи, покорно и самозабвенно подчиняться всем прихотям мужа. Но постепенно сомнение и безверие вкрались в ее душу, священные идолы, которым она так фанатично служила, рассыпались в прах.