Он осознанно так и оставил лежать на столе в комнате для посетителей визитную карточку, положенную туда полицейским. Он к ней даже не прикоснулся. Ему нужно лишь ждать, когда пройдет этот проклятый год.

* * *

— Карточка осталась лежать на столе, там, где ты ее положил. Он ее даже не коснулся.

— А за эти дни за ним замечали что-нибудь особенное?

— Ничего, все как всегда. В свободное время он ходит в молельню, но в основном находится в своей камере и таращится на потолок. Камеры наблюдения снимают его двадцать четыре часа в сутки. Если будет замечено что-нибудь особенное, я тебе позвоню.

— Спасибо.

Марко положил телефонную трубку. У него упало настроение. До этого он был уверен, что немой так или иначе отреагирует, однако директор тюрьмы уверял, что в нем не произошло никаких изменений. Марко испытывал чувство досады — еще бы, ведь расследование не продвинулось ни на шаг.

Вот-вот должна была прибыть Минерва. Она упросила его разрешить ей приехать в Турин, так как хотела быть вместе с командой и вместе со всеми пытаться что-нибудь выяснить.

Им оставалось находиться здесь еще дня два-три, а потом нужно было возвращаться в Рим: Марко нельзя было заниматься лишь этим делом, в Департаменте его не поняли бы, да и в министерствах тоже, и еще, чего доброго, посчитали бы, что он уж слишком зациклился на этом деле. Этим большим шишкам его не понять. Священное Полотно ведь осталось целым, ему не было причинено ни малейшего вреда, к тому же из собора ничего не украли. Правда, один из воров погиб, и так и не удалось выяснить, кто же он такой, но это, похоже, никого особенно и не интересовало.

В кабинет вошли София и Пьетро. Джузеппе поехал в аэропорт, чтобы встретить Минерву, а Антонино — пунктуальный, как всегда, — уже был здесь и пролистывал документы.

— Есть новости, шеф? — спросила София.

— Ничего. Директор тюрьмы уверяет, что немой абсолютно не изменился, как будто мы с ним и не встречались.

— В этом нет ничего странного, — заметил Пьетро.

— Да, я тоже так думаю.

В этот момент раздался смех и топот каблуков, возвестившие о прибытии Минервы. Она вошла вместе с Джузеппе, смеялись оба.

Минерва была среднего роста, ни толстой, ни худой, ни красивой, ни страшненькой. Она всегда излучала хорошее настроение. Минерва была замужем — вполне удачно — за инженером-компьютерщиком, который, как и она, был настоящим компьютерным гением, да и вообще с оргтехникой отлично ладил.

Все радостно поприветствовали друг друга, и началось общее совещание.

— Итак, — сказал Марко, — подведем некоторые итоги, и пусть каждый из вас выскажется. Пьетро…

— Предприятие, выполняющее работы в соборе, называется КОКСА. Я опросил всех рабочих, занятых модернизацией электрооборудования. Они толком ничего не знают, и, похоже, это действительно так. Большинство из них — иностранцы, хотя есть и несколько иммигрантов — турок и албанцев. С документами у них все в порядке, в том числе есть и разрешение на работу. По их словам, они приходят в собор в восемь тридцать, как раз во время первой мессы. Как только верующие уходят, двери закрываются, и до шести вечера не проводится церковных служб. В шесть вечера рабочие как раз уходят. Они делают обеденный перерыв, обычно с полвторого до четырех. Ровно в четыре они возобновляют работу и заканчивают ее, как я уже сказал, в шесть. Хотя электрооборудование не такое уж и устаревшее, они меняют его — для того чтобы некоторые из часовен в соборе были лучше освещены. Еще рабочие ремонтируют стены в тех местах, где они облупились от сырости. По их расчетам работы завершатся недели через две-три. Никто из них не припомнил, чтобы в день пожара происходило что-либо особенное. В том месте, где вспыхнул огонь, работали турок по имени Тарик и два итальянца. Они не могут объяснить, как произошло короткое замыкание. Все трое утверждают, что, уходя обедать в забегаловку возле собора, они оставили провода в абсолютном порядке. Рабочие не могут понять, как этот инцидент вообще мог произойти.

— Но он все-таки произошел, — заметила София.

Пьетро бросил на нее недовольный взгляд и продолжил:

— Рабочим нравится их предприятие. Они уверяют, что им платят хорошо и относятся к ним тоже хорошо. Они мне сказали, что отец Ив, курирующий проведение работ в соборе, очень любезен, но при этом от его внимания не ускользает ничего, и он однозначно дал понять, каким должно быть качество работ. Кардинала они видят во время мессы в восемь часов, а еще они видели его, когда он осматривал места проведения работ вместе с отцом Ивом.

Марко, несмотря на неодобрительный взгляд Минервы, закурил сигарету.

— Тем не менее вывод экспертов однозначный, — продолжал Пьетро. — Загорелось несколько проводов, проходивших над алтарем часовни Девы Марии, оттуда и начал распространяться пожар. Оплошность? Рабочие уверяли меня, что они оставили провода в полном порядке, хорошо заизолированные, однако неизвестно, действительно это так или же они просто оправдываются. Я поговорил с отцом Ивом. Он считает, что рабочие выполняют работы очень профессионально, однако убежден, что кто-то все же допустил оплошность.

— Кто находился в соборе в это время? — спросил Марко.

— По-видимому, только привратник, пожилой человек шестидесяти пяти лет, — ответил Пьетро. — В служебных помещениях люди находились до двух часов, а потом они пошли обедать и возвратились где-то в половине пятого. Пожар вспыхнул примерно в три, тогда в соборе оставался лишь привратник. Когда я его допрашивал, он был в состоянии шока, все время плакал и вообще выглядел очень напуганным. Его зовут Франческо, он итальянец. Отец у него — турок, а мать — итальянка. Родился он в Турине. Его отец работал на заводе «Фиат», а мать была дочерью привратника собора и помогала своей матери убирать в помещениях собора. Привратники живут в строении, примыкающем к собору, и, когда родители Франческо поженились, из-за недостатка средств они поселились у родителей жены в этом строении. Франческо родился здесь, собор — его дом, и он говорит, что чувствует вину за то, что не смог предотвратить пожар.

— Он что-нибудь слышал? — спросила Минерва.

— Нет, он смотрел телевизор и при этом слегка задремал. Он встает очень рано, чтобы открыть собор и служебные помещения. Он говорит, что очень испугался, когда услышал вой сигнализации и когда человек, проходивший по площади, крикнул ему, что из здания собора идет дым. Привратник побежал туда и, увидев огонь, вызвал пожарных. С тех пор он пребывает в шоке. Я уже сказал вам, что он только то и делает, что плачет.

— Пьетро, ты веришь, что пожар был результатом чьей-то небрежности?

Вопрос Марко удивил Пьетро.

— Если бы там не было трупа с отрезанным языком, я сказал бы, что это действительно была небрежность. Однако имеется труп человека, о котором мы не знаем ничего. Что этот человек там делал? Как он туда вошел? Привратник утверждает, что обошел собор, прежде чем закрыть его, и никого там не обнаружил. Это является частью его работы: он должен проверять, не остался ли кто-нибудь в соборе. Он клянется, что, когда гасил свет, собор был пустым.