придирчивый осмотр, минут двадцать ощупывала живот, прежде, чем сказать “можно”. Помогать Астахову отправилась тщательно проинструктированная насчет возможных осложнений Оля, а Огнев, никому ничего не говоря, сел во вторую машину.

Уже погрузили раненых, уже заканчивали приемку груза, как с мостика одной из МОшек [Малый Охотник, тип катера] капитанский голос перекрыл весь портовой гомон. “Братуха! Живой! Ах ты ж, чертяка, своих не узнаешь что ли?”

Оля и ахнуть не успела, как командир морского охотника, громадного роста, с бородищей, “ой, мамочки!”, в одно мгновение по сходням бросился к ним и с радостным рыком сгреб Астахова в охапку своими огромными ручищами.

“Игорек! Живой, чтоб меня! Да я же тебя похоронить успел, черт возьми!”

Астахов-старший приветствовал Астахова-младшего в таких эмоциональных морских выражениях, что от братьев шарахались в сторону чайки, обходя их на вираже.

Перепуганная Оля повисла у капитана на руке:

— Товарищ капитан! Он же раненый! А вы его так тормошите!

Капитан тут же ослабил хватку:

— Ну вот, как ни встречу его — уже в малиннике!

— Это, Миша, не малинник, — Астахов улыбался от уха до уха, кажется в первый раз с того момента, как оказался в Инкермане. — Это товарищ боевой, проверенный, мы с Оленькой от Перекопа еще не один пуд соли вдвоем слопали.

Огнев подбежал к обнимающимся.

— Брат?

— Так точно, товарищ военврач третьего ранга! — бородач взял под козырек, но левой рукой все так же прижимал к себе вновь обретенного родственника. — Неделя как сообщили, что без вести пропавший — а нашелся!

— Десять минут. Я за старшего.

Астахов хотел что-то возразить, но моряк, ответив: “Есть десять минут!”, чуть ли не на буксире уволок его за собой.

— Вот вам, Ольга Анатольевна, и психотерапия приключилась. Давайте посмотрим, что нам осталось принять.

Та только ахнула, увидев командира. “Как, и вы здесь?”

— Соколовский мне сказал: “Отпускаю под вашу ответственность”.

— Как же хорошо, что вы рядом. Ой, аптеку, аптеку аккуратнее! — замахала она рукой водителю и побежала следить, как загружают вторую машину. Но время от времени оглядывалась на стоящую у причала МОшку.

Ради любопытства, Огнев засек время. Астахов возвратился почти что бегом, он появился у машин через девять минут две секунды.

— Алексей Петрович! Ты только глянь! Эта новость поважней любой сводки будет, — он размахивал каким-то казенного вида серым листком, как сигнальщик флажком.

— Дай-ка… Ну, похоронка… ну, на тебя… что, долго жить будешь?

— Целиком читай! Там подпись важнее всего!

Только тут Алексей присмотрелся и сначала даже глазам не поверил. Не может быть! Но этот росчерк с будто узелком завязанной “о” ни с чьей другой подписью нельзя было спутать.

— Денисенко!

— Именно! Живой!

— На 12 ноября был живой, не в плену, и имел время заполнить бумаги.

— Алексей, не занудствуй! Жив! Все наши выскочили!

— Так точно, выскочили! Все, расписывайся за груз и поехали домой.

Как бы ни сложилась судьба медсанбата дальше, а похоронку 12 ноября Степан заполнял сам. Живой. Неужели выскочили? Все? Ответа не сыщешь, но велика надежда, что хотя бы большая часть.

Астахов был уверен, что живы все, и ничто не могло сбить его с этого курса. После пережитого при отступлении он ждал любого, самого страшного известия об остальных и потому накрепко ухватился за возможность разувериться в худших подозрениях.

“Должны, должны были проскочить! Вот как бы им теперь о нас сказать? Тоже мало радости, такие бумаги рассылать. Ладно, братуха стариков наших пожалел, они в Балаклаве пока ни сном, ни духом, что меня в покойники зачислили, не писал им ничего. Младший, Максим, тоже поди по мне сто грамм не чокаясь, но ему Мишка скажет. В море сейчас, в походе их “Щука” [подлодка типа "Щ"].

Доехал Астахов до госпиталя изрядно выдохшийся, но старался этого не показывать. Сдал все дела, шумнул на кладовщика, чтобы ящики ставил не как попало, и дошел до кубрика почти ровным шагом.

— Прав ты был, Алексей Петрович, — произнес он, улегшись, — Не моим мощам чудеса творить. У стола я б сомлел, ловить бы пришлось. Но ты подумай, не выбрался бы я сегодня в порт — мы бы так ничего и не знали! Как чувствовал…

И, не дождавшись ответа, провалился в сон.

Тут же в дверь постучали.

— Товарищ военврач третьего ранга, разрешите обратиться?

На пороге стояла одна из тех медсестер, которых Колесник звала “мои девочки”, так она выделяла среди остальных тех, кто работал с ней до войны. Своих девочек Наталья Максимовна очень любила, но и требовала с них вдвое строже.

— Товарищ Колесник вас просит подойти. Не срочно. Но неотложно.

Сразу было понятно, что Наталья Максимовна — гражданский врач, в форму переодевшаяся не полностью. Во всех смыслах. Разговор она начала с ходу, без всякого “здравия желаю”, не дав Огневу рта раскрыть. То, что она очень нервничала, проявлялось только в одном — руки без всякой надобности держала по-хирургически.

— Алексей Петрович, мы тут оружие учились разбирать, я пружину упустила, все обыскали, найти не можем. Поскольку деталь от оружия, я сразу сказала, никому помещения не покидать, пока…, - она озадаченно замолчала, увидев, как тот улыбается. — Что же я говорю смешного?

— Сразу видно, товарищ Колесник, что вы прирожденный хирург. Любой немедицинский человек хотя бы раз в затылке почесал и обнаружил… — с этими словами Огнев аккуратно снял зацепившуюся за ее волосы пружину от ТТ, — Ничего страшного. Эта пружина не улетала только у того, кто ни разу пистолет не разбирал.

— Боже мой! — Наталья Максимовна всплеснула руками и тоже рассмеялась, — Мы ее уже почти час ищем! Все осмотрели!

— Так вам повезло, я в свое время ее в грязь упустил. В холодную!

— Нам нужно учиться стрелять, — она сразу опять посерьезнела, — А то разбирать да собирать — этого слишком мало. Как бумагу скальпелем резать [Колесник имеет в виду популярную студенческую забаву — резать скальпелем пачку писчей бумаги, прорезая определенное количество листов]. Полезно, но не то.

— Научитесь разбирать — научим и стрелять.

— В другой раз не упущу!

— Конечно. Нормальный человек эту пружину упускает ровно один раз.

— Как там герой наш?

— О, превыше всех ожиданий. Брата в порту встретил. Похоронку на самого себя привез. Подписанную нашим начальником медсанбата.

— То есть, ваши вышли?

— Астахов уверен, что все. Насколько я знаю Денисенко… он должен быть прав.

— Искренне вам желаю, чтобы так и было, — отозвалась она с большим чувством и в голосе снова прорезались музыкальные ноты. — И чтобы еще встретились! Вы обязательно должны встретиться, я это чувствую.

* *