Конечно, Ирак не отделен стеной от остального мира и стал объектом технико-технологического прогресса, подвергается влиянию общедемократических мировых веяний. Но это не повод для того, чтобы «причесать» Ирак, да и другие страны, под американскую «демократическую гребенку».

Как показали события в Ираке, сам механизм определения реальных вызовов и опасностей, содержащийся в доктрине унилатерализма, служит исключительно политике одного государства – Соединенных Штатов. Об одном из мотивов этой политики на иракском направлении авторитетно и откровенно заявил бывший глава Федеральной резервной системы США Алан Гринспен, назвав в качестве истинной причины вторжения в Ирак «поход за нефтью».

Оккупируя Ирак, США исходили, очевидно, из того, что иракцы будут приветствовать американские силы как освободителей. На самом деле эти «приветствия» вылились в вооруженное сопротивление. В администрации США считали, что с арестом Саддама Хусейна сократится сопротивление. Этого не произошло, так как против оккупационных сил выступают главным образом не сторонники свергнутого режима, а широкие слои населения, для которых абсолютно неприемлема иностранная оккупация.

В Вашингтоне, судя по всему, думали, что послевоенное обустройство Ирака не будет представлять особых трудностей. Сначала ставка была сделана на политических эмигрантов, покинувших страну при режиме Саддама Хусейна. Рассчитывали, что они возглавят государственную машину, которая стабилизирует обстановку. Политические эмигранты возвратились, однако стало ясно, что они скорее сосредоточились на борьбе друг с другом, а их роль в руководстве страной оказалась мизерной, так как у них попросту не было никакой опоры в массах.

Когда стало ясно, что возвратившиеся эмигранты «не делают погоды», а борьба против оккупационных сил в тот период опиралась на «суннитский треугольник»,[15]ставка была сделана на то, чтобы «нейтрализовать» суннитов с помощью иракских шиитов. При Саддаме Хусейне шииты, составляющее большинство населения Ирака, действительно были задавлены. Поэтому расчеты строились на шиитскую поддержку сил, которые свергли режим Саддама Хусейна. Однако оказалось, что не так все просто. Среди шиитского населения тоже росла непримиримость к иностранной оккупации, что проявилось в ряде восстаний шиитов против оккупационных войск.

Одним из прямых результатов операции США стало превращение Ирака в плацдарм «Аль-Каиды». Произошла массовая переброска боевиков-террористов в Ирак из афгано-пакистанской пограничной зоны. Стремясь укрепиться в этой стране, боевики «Аль-Каиды» стали не только использовать в своих интересах, но разжигать вспыхнувшие после американской оккупации кровавые столкновения между иракскими шиитами и суннитами. Объектами взрывов стали мечети, в которых погибали сотни молящихся. Многие акции против шиитских мечетей, в частности в Самарре, организовывались и осуществлялись боевиками «Аль-Каиды», базировавшимися в «суннитском треугольнике» в центре Ирака.

Отряды «Аль-Каиды» установили тесные отношения и с ушедшими в подполье группами баасистов. Здесь начала сказываться еще одна грубая ошибка США: после захвата Багдада американцы решили перенести на Ирак оккупационную модель, использованную ими в Западной Германии. Там, совершенно очевидно, были уместны и объявление вне закона правящей при Гитлере партии, и ликвидация гитлеровских армейских и полицейских структур. В Ираке положение было другим. Массовая партия «Баас», членами которой состояли 2 млн иракцев, вобрала в себя главным образом людей не по политико-идеологическим, а по карьерным соображениям. Это был трамплин для занятия государственных постов или продвижения по службе. В результате все мало-мальски способные менеджеры, администраторы, офицеры оказались в рядах «Баас». Кроме того, эта партия была единственной в Ираке, в которой – конечно, мягко говоря, в различных пропорциях – находились арабы и курды, сунниты и шииты, лица других национальностей и конфессий. А после оккупации был введен запрет на привлечение бывших членов «Баас» для занятия любых важных должностей. Аналогичная ситуация сложилась и с армией, и с полицией.

Действуя по принципу разрушить все, что было при Саддаме Хусейне, оккупационные власти прошли мимо возможности частично использовать уже отлаженные механизмы, развернув их на стабилизацию обстановки в Ираке. Сделать это, естественно, при необходимой фильтрации было реально, так как без средств к существованию, враз лишившись денежного довольствия, оставались и военные, и полицейские. В результате возник вакуум власти, который начали заполнять главным образом представители шиитской общины, значительно менее компетентные, чем те, кто оказался с клеймом «баасист».

В Вашингтоне явно не учли, что разгром Ирака в стратегическом плане ликвидирует баланс сил на Ближнем и Среднем Востоке, где в качестве региональной державы сразу же начал себя проявлять Иран. Это стало серьезнейшим фактором воздействия на шиитскую общину Ирака, в которой резко усилились проиранские элементы. Иран получил дополнительные возможности в своих отношениях с Сирией по влиянию на внутреннюю ситуацию в Ливане. Ряд обозревателей даже заговорили о создании «шиитского пояса» на Ближнем Востоке. Безусловно, это усилило позиции Тегерана в противостоянии со значительной частью мирового сообщества по ядерной проблеме.

Администрация Буша-младшего, будучи под влиянием неоконов, отказывалась от советов и рекомендаций американских опытных политиков-реалистов. Так, не были приняты во внимание выводы двухпартийной комиссии, созданной конгрессом и возглавляемой бывшим (при Буше-старшем) госсекретарем Дж. Бейкером и сенатором-демократом Гамильтоном.[16]Большую роль в ее работе сыграл лучший, пожалуй, американский специалист-ближневосточник Э. Джереджян – бывший посол США в Сирии. Комиссия рекомендовала, в частности, незамедлительно приступить к переговорам с Ираном и Сирией. Контакты, которые установил американский посол в Багдаде с иранскими представителями невысокого ранга, естественно, не были адекватными крупномасштабным переговорам, предлагаемым комиссией Бейкера – Гамильтона. К тому же эти контакты происходили на фоне непрекращающихся угроз совершить удары по Ирану и Сирии.

Всем этим в полной мере пользовались боевики из «Аль-Каиды». Можно считать, что «однополярная» военная операция США в Ираке открыла «Аль-Каиде» второе дыхание. Положение стало меняться, но лишь в начале пятого года оккупации Ирака. Причем это произошло не после того, как президент Буш увеличил американский вооруженный контингент в Ираке, а когда американцы начали конфиденциальные контакты с суннитскими повстанцами, а также финансировать и поставлять оружие суннитским племенам, подталкивая их к разрыву с «Аль-Каидой». Во второй половине 2007 года, по утверждениям американцев, контакты с шейхами племен позволили вытеснить боевиков «Аль-Каиды» из суннитской провинции Анбар. Представители армии США установили отношения также с традиционными лидерами в других провинциях Ирака с преобладающим суннитским населением.