«И как Вера могла променять меня, такого бравого офицера, на этого отвратительного Сатира, пусть и состоятельного», – подумал капитан, а вслух сказал:

– Bounjour, mon comte. Enchante de faire votre connaissance[3]. Спасибо, Андрей Платонович, что откликнулись на мое приглашение и приехали.

– Я тоже рад с вами познакомиться, любезный Александр Дмитриевич. Вера много о вас рассказывала.

– Надеюсь, самое положительное.

– Разумеется, сударь, – усмехнулся Переверзев.

Обменявшись дежурными любезностями с графом, Голевский пригласил всех к столу. Гости расселись и приступили к трапезе. Блюда на столе выглядели весьма аппетитно. Здесь был и осетр, запеченный в сметане со шпинатом, и стерляжья уха с расстегаем, и телятина с чесноком, и поросенок, фаршированный гречкой, а также присутствовали соленья, блины с икрой семги и говяжий язык.

Голевский был доволен. Повар Кузьма сегодня на славу постарался. Он умел удивить своим поварским искусством даже самого искушенного гурмана.

Дополняли угощения клюквенный морс, лимонный квас и самое хорошее французское шампанское.

– Я хотя и не утонченный гастроном, но ясно понимаю, что обед приготовлен на славу. Все так вкусно, – похвалил хозяина граф.

Сестры его тоже поддержали. Голевский был польщен.

Тут же он рассказал пару свежих анекдотов – и сестры еще больше развеселились. Граф с юмором изрек какую-то светскую сплетню. Обед плавно перешел в непринужденный разговор. Голевский замечал заинтересованные, даже чересчур, взгляды Веры и Даши, порой требовательные, порой страстные, и чтобы не обидеть сестер, пытался поочередно уделять им внимание. Наконец Голевский решился сообщить сенсационную весть.

– Дорогие гости, то, что я хочу сейчас сказать, вас весьма удивит, но я должен объявить мое решение, и вы будете первыми…

Гости заинтригованно замерли.

– …Дело в том, что я в скором времени отправляюсь в весьма длительный вояж…

Граф не выдержал:

– Позвольте полюбопытствовать, сударь, куда? За границу? Если не секрет?..

– Нет, не заграницу, а в далекую и суровую Сибирь…

На лицах гостей отразилось сильное недоумение.

– …Цель моя – поклониться праху моего друга Михаила и написать заметки о тамошней природе, а после издать их. Также постараюсь составить краткий словарь пословиц, поговорок и загадок народов Урала и Сибири. Я выпросил двухмесячный отпуск, а потом возможно выйду в отставку. Устал я от военной службы. Шутка ли – столько лет в армии! Хочу попутешествовать по России, заняться более серьезно писательским трудом… Не век же мне носить офицерский мундир, пора сменить его на партикулярный сюртук.

Александр Дмитриевич замолк. Легкое замешательство среди гостей, на лицах – сильное изумление. Вера даже всплеснула руками. Послышались удивленные возгласы.

Голевский украдкой взглянул на Дашу. Княжна заставила себя улыбнуться, потом объявила то ли в шутку, то ли всерьез:

– Ах, если бы моя матушка с батюшкой позволили отправиться вместе с Александром Дмитриевичем в это нелегкое путешествие! И не только чтобы посетить последний приют брата… Михаил писал, что там чудная и великолепная природа и такие отзывчивые люди…

Вера укоризненно посмотрела на сестру.

– Дарья, полноте, что за шутки, право! Какая дикость! Выкинь эту чепуху из головы! Матушка и батюшка не отпустят тебя ни при каких обстоятельствах!

И обратилась к Голевскому:

– Я полагаю, что мои родители, узнав о вашем благородном поступке, попросят вас, Александр Дмитриевич, поклониться от нас праху Михаила, а также забрать его вещи, книги, письма. Вы это сделаете?

– Конечно, конечно, графиня, непременно.

– Как мы будем вам благодарны за это…

– А вы, сударь, не боитесь отправляться в столь далекое и опасное путешествие? – вступил в беседу граф Переверзев. – Морозы, дикие звери, разбойники, кровожадные туземцы?..

– Я, граф, ничего не боюсь. Я прошел всю войну, трудности и опасности меня не пугают. Морозов тоже не страшусь, просто оденусь потеплее – и в путь.

– Достойный ответ. Однако ж сколько дней вам предстоит путешествовать до Сибири?

– Доберусь дней так за пятнадцать-восемнадцать, это в лучшем случае, в худшем – около месяца.

– И все же я бы вам не советовал кидаться в такую авантюру, молодой человек… Знаете, всякое бывает…

– Благодарю вас, граф, за вашу трогательную заботу о моей персоне, но я все же с Божьей помощью решусь на это путешествие, пусть оно и будет чрезвычайно опасным.

Граф с сочувствием посмотрел на капитана.

– И все же это безрассудство…

– Пусть вас хранит Бог, – пожелала Даша.

– Спаси и сохрани, – добавила Вера.

– Благодарю, – расчувствовался Голевский.

Даша бросила в сторону капитана мимолетный взгляд, полный немого восхищения и обожания.

Спустя час гости решили откланяться. Голевский дал слово сестрам, что непременно заедет к ним по пути в Сибирь.

Вот хлопнула парадная дверь, и Голевский выглянул в окно…

Гости вышли на крыльцо. Кучер уже подогнал экипаж. Лакей услужливо открыл дверцу кареты… Несколько мгновений, прощальный взгляд – и княжна скрылась. Кучер натянул вожжи, и лошади тронулись с места. Карета выехала на Невский проспект.

Капитан с трудом оторвался от окна. Теперь уже сердце заныло от боли. Неизъяснимой, сладкой, щемящей… Вот она, любовь. Извольте, сударь! Получите! Пришла неслышным шагом, словно невидимка, не предупредив, не сказав ни слова, ни полслова. А просто молча схватила и заключила в свои цепкие, но сладостные объятья – вовек не вырваться…

Вошел Игнат с конвертом в руке.

– Барин, вам письмо от молодой барышни. Той, что была у нас в гостях, вот только недавно.

Голевский оживился, пульс учащенно забился.

– Да? Ну-ка, давай-ка, братец, его быстрее.

– Вот, пожалуйте…

Слуга отдал конверт. Голевский поспешно распечатал его, развернул письмо… Повеяло неизъяснимым ароматом. От сильного волнения пальцы дрожали, листок слегка трясся, а строчки прыгали перед глазами. Послание с трудом читалось:

Милый Александр Дмитриевич!

Пожалуйста, не осуждайте меня! Я решилась на это, не в силах больше совладать со своей страстью. Вы можете меня осудить, наказать, заклеймить. Это Ваше право. Но я хочу признаться Вам, что люблю Вас! И поверьте, искренней, благоговейною любовью. Вы думаете, что я по-прежнему ребенок, но глубоко ошибаетесь. Я уже взрослая, а посему мои слова обдуманны, мысли взвешены, а чувства правдивы.