– Никак, нет-с, господин офицер, лошади отданы, вот-с господин капитан, он прибыл ранее вас и посему берет-с коней. Остальные в разгоне. Вот так-с…

– Что-о-о?! Нет перекладных?! Как так?! Сгною в Сибири!..

Бедный старик потупил взор, не решаясь взглянуть в сверкающие бешенством зрачки поручика, но все же осмелился повторить свой отказ.

– Лошадей нет-с, они отданы господину капитану. Да-с, вот так-с.

Тогда офицер с чувством собственного превосходства посмотрел на Голевского.

– Черт возьми! Надеюсь, вы уступите мне коней, капитан?

– А по какому такому праву, поручик, не изволите ли объяснить?

– Мне нужнее! Мне срочно!

– И мне весьма необходимы лошади, сударь. Я тоже тороплюсь.

– Что же, выхода нет. В таком случае мы будем стреляться, господин капитан, – будничным тоном произнес гусар, как будто пригласил выйти погулять или выпить по бокалу шампанского. И объявил: – Победитель получает лошадей. Вот такой менуэт получается, да-с.

Смотритель и его жена открыли рот от удивления, а Голевский, ошеломленный столь неожиданным вызовом, какое-то время приходил в себя (вот попал в историю!), но потом собрался с мыслями и натянуто улыбнулся:

– Вот как. Интересное предложение. А стоит ли овчинка выделки, поручик? Драться по такому пустяку? Не глупо ли?

– Струсили, сударь? – хладнокровно поинтересовался гусар-забияка.

– Я?! – продолжил улыбаться Голевский. – Отнюдь, поручик. Отчего вы так решили?

– Значит, будем стреляться?

– Конечно!.. Дабы вы не усомнились в моей смелости. А то подумаете бог знает что… Но, однако ж, позвольте, поручик, что за моветон драться без секундантов?.. Как это, сударь, право, не понимаю?

– Так точно, будем драться без оных. Да и зачем они нам, капитан? Офицерская честь не позволит нам слукавить при проведении поединка. И лишние очевидцы нам ни к чему. Неужели я не прав, капитан?

– С вами трудно не согласиться, поручик. Но позвольте узнать, на скольких шагах будем стреляться? Да и как? По жеребью или на счет, или по знаку?

– По знаку. Зачем полагаться на случай? И на тридцати шагах. По десять до барьера, каждому, и десять шагов для убойной дистанции. Осечка считается за выстрел. Если мы оба промахиваемся, то дуэль возобновляется вновь. До полной сатисфакции одной из сторон. Ну, как, идет, милостивый государь?

– Хорошо, я принимаю сии условия, сударь. А позвольте узнать, а что же послужит нам знаком для выстрела, ведь у нас нет секундантов?

– У меня есть часы с боем. Заведем их, и третий удар часов будет означать для нас команду «сходиться!»

– C'est excellent, monsieur. Je n'ai rien contre. Je suis d'accord[5].

– Вы воспользуйтесь своими проверенными пистолетами, капитан?

– Конечно, сударь.

– Я тоже…

Дуэлянты, прихватив оружие, вышли во двор…

Эх, дуэль, дуэль!.. Будь она неладна! На веку Голевского было всего две дуэли. И они не имели для него каких-либо неприятных или серьезных последствий, вроде ссылки на Кавказ или в Сибирь. Одного франта он ранил в ляжку, второго пощадил, выстрелив в воздух. Но что будет на этот раз? Только Богу известно. А ведь ничто не предвещало такого поворота событий. Ехал, никого не трогал. А тут…

Голевский призадумался.

«А кто сказал, что путь будет легким? Да и случайна ли эта дуэль? Вполне вероятно, что ее могли подстроить».

Цаплин бросил черную лайковую перчатку на пожухлую траву, обозначая край дистанции, и отсчитал от нее ровно десять шагов.

– Десять! – воскликнул он азартно и воткнул саблю в землю. – Это послужит вам барьером, сударь!

– Благодарю за заботу, поручик! – насмешливо крикнул Голевский и добавил. – Пусть будет так!

Гусар отмерил от сабли такое же расстояние… Скинул доломан на проплешину и громко объявил.

– А это мой барьер, сударь!

Голевский кивнул.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть… десять! Вот и ровно тридцать шагов! Это мой край!

Вторая черная перчатка полетела на траву.

Поручик достал свой кавалерийский пистолет, а Голевский свой – армейский, чей ствол обычно немного длиннее кавалерийского. Дуэлянты проверили свое оружие, прочистили, зарядили пулями, насыпали пороху на полки, взвели курки.

– Вы готовы, капитан? – осведомился Цаплин.

– Да.

– Сходимся, как и договорено, после третьего удара. Целимся и стреляем в произвольном порядке.

– Хорошо, поручик!

Голевский перекрестился, поцеловал крест. Цаплин завел часы и положил у доломана.

– Расходимся, капитан! – крикнул гусар. – Трехминутная готовность!

– Хорошо!

Офицеры встали на исходную позицию. Боком к друг другу, чтобы уменьшить зону обстрела, правую руку с оружием согнули в локте, а левой, как опытные дуэлянты, прикрыли бок. Поручик был на редкость спокоен и невозмутим, видимо был абсолютно уверен, что подстрелит Голевского как куропатку. А капитан, напротив, волновался.

«Надо успокоить дыхание, дышать ровно. Шагов навстречу делать не буду, останусь на месте. Просто прицелюсь и выстрелю. Вот такая нехитрая стратегия. Главное, чтобы пистолет не подвел в нужный момент. Только бы не осечка!»

Часы подали первый сигнал.

Бом!..

Испуганный Игнат упал на колени и, закрыв глаза, усиленно молился за спасение своего господина. Голевский приготовился…

Бом!!

«Даша! Прощай, милая!»

Бом!!!

«Господи, сохрани!»

Голевский остался на месте. Он выровнял дуло, прицелился… Поручик сделал пару шагов вперед и вскинул пистолет. Капитан быстро нажал на курок, лишь на доли секунды опередив Цаплина. Ударил кремень, искра вылетела, воспламенился порох на полке…

Ба-бах! Выстрел!

Ба-бах! Ответный выстрел…

Голевский почувствовал горячее дыхание пули у виска. Промах?!!

«Жив! Ура! Виват! Слава Всевышнему!»

Бом!..

Часы замолчали. Дым рассеялся. В воздухе запахло пороховой гарью и свежей кровью. Игнат плакал от счастья. Капитан увидел, что Цаплин упал и корчится в судорожных муках, всхрапывая как лошадь. Ранен? Гвардеец подошел ближе… Увидел, что пуля прошла чуть пониже гортани, и кровь хлестала… Поручик судорожно схватился за горло, словно пытаясь заткнуть ее. Голевский понял, что противник уже обречен на смерть. Агония длилась недолго. Гусар резко затих, и его черные зрачки застыли в одной точке. Голевский скорбно склонил голову.