— Там позиции четвертого взвода, — разъяснил Полесьев. — И уже командира убили.

При этих словах Тищенко снова грустно покачал головой.

— Знаю, — изменившимся тоном сказал Полищук. — Мне докладывали.

— Здесь до вас тоже рота была, — заговорил Тищенко. — Как раз напротив этой высоты. И четверть личного состава с высоты посшибали. Каждый день по два, по три человека. Негодяи!

— Да, — вздохнул Полищук. — У Кононова, бедняги, под конец меньше взвода осталось. До этого, конечно, бои были, но много он здесь потерял.

— Кстати, ты его видел вчера? — спросил Полищука комбат.

— Кононова-то? — переспросил Полищук и тут же ответил. — Видал! Он с ребятами своими вечером в машину грузился. Они ж до нас еще вон сколько были, давно пора было заменить.

— А я с ним даже проститься не успел, — посетовал Тищенко. — Как в полк вызвали, так тут теперь с разведчиками.

Он замолчал на полуслове. Полищук покосился на Глухова. Но тот, казалось, не слушал их разговора — был весь погружен в свое радио.

— А неужели нельзя эту высоту взять? — спросил Полесьев.

Полищук посмотрел на него, потом сказал, усмехнувшись:

— Пробовали. Проводили даже разведку боем.

— Ну и что?

— А не вышло ничего. Только людей угробили. У них по центру заминировано все, а с левого фланга не подступиться — с того берега прикрывают.

— Артиллерию бы использовали, танки, — удивляясь таким действиям, сказал Полесьев.

— Артиллерию! — рассмеялся Полищук. — Так они и помогут! Они там сидят, каждый снаряд считают.

— По ним, лучше пусть несколько человек в день погибнет, чем снаряды расходовать, — зло сказал Тищенко. Потом, решив, видимо, что не в артиллеристах дело, добавил: — Они-то, конечно, не виноваты — приказ такой.

— Ну а танки, — настаивал на своем Полесьев.

— Танки?! — На лице Полищука отразилось неподдельное изумление. — Мы танки, милый мой, здесь и не видели. Я уж не помню, когда о них, о наших-то танках, и слышал последний раз.

— Да… — протянул Полесьев.

— Вот такие дела, — уже уравновешенно и спокойно сказал Полищук.

В это время за окном хаты послышался шум подъезжающей машины, а через секунду — визг тормозов.

— Подполковник приехал, — кивнул на окно Полищук.

— Пойду встречать, — поднялся из-за стола Тищенко и направился в сени.

Глухов посмотрел ему вслед, потом опять склонился над рацией.

— Подполковник Еланин — командир полка, — разъясняюще шепнул Полищук Полесьеву.

Через минуту на пороге оказался подполковник Еланин. При его появлении оба офицера поднялись и приложили руки к козырькам фуражек.

Подполковник был среднего роста человек, лет пятидесяти, с рыжеватыми с проседью усами и русыми, начинающими седеть на висках волосами. Одет он был в защитного цвета обмундирование, и, если бы не по три шпалы в петлицах, его можно было принять, по крайней мере издали-то уж точно, за какого-нибудь командира взвода или роты — настолько моложавой, подтянутой и аккуратной выглядела его фигура.

— Вольно, — распорядился Еланин, вскинув руку к фуражке и отвечая на приветствия офицеров.

И сразу же обратился к Глухову:

— Ну как?

Глухов, ожидавший услышать какие-либо новости от подполковника, разочарованно покачал головой.

— Молчат.

Еланин прошел в комнату и, бросив фуражку на стол, опустился на лавку.

— Что нового в штабе дивизии? — спросил Тищенко, подходя к подполковнику и садясь рядом с ним.

— Все так же. — Еланин искоса посмотрел на Полесьева. — А это кто — новый командир роты?

— Так точно! — Полесьев щелкнул каблуками.

— Командир новой роты, — поправил Полищук.

— Нам на пополнение прибыли? — продолжая рассматривать Полесьева, осведомился Еланин.

— На замену, — вместо Полесьева ответил Полищук. — Заместо роты Кононова.

— Ну и добре, — отозвался Еланин.

Потом поднялся, походил вдоль стола и, мельком бросив взгляд на Глухова, сказал:

— Радиста я вам скоро пришлю.

— Не надо, — поднялся Глухов. — Разрешите продолжать работу? — Потом, помолчав, добавил: — Я не устал!

— Не разрешаю, — ответил Еланин. — Устали.

И, обернувшись к Тищенко, произнес:

— Ну я поехал, капитан. В случае чего, сообщи.

Через минуту пятнистая «эмка» подполковника, развернувшись перед хатой, скрылась из виду.

— Вы тоже можете идти, — обратился Тищенко к Полесьеву.

Тот, отдав честь, покинул хату.

Лейтенант Егорьев сидел в своем блиндаже, когда дверь отворилась и вошел старшина Кутейкин. Старшина держал в руках котелок, накрытый сверху ломтем хлеба.

— Обед, — объявил он в ответ на вопрошающий взгляд Егорьева.

— Вы что ж, так и будете меня кормить? — рассмеялся тот. — И обед, и завтрак, еще ужин не забудьте.

Кутейкин усмехнулся.

— Время обеденное, — сказал он. — Шел я мимо кухни, дай, думаю, возьму товарищу лейтенанту супчика горячего.

— Ну спасибо, — поблагодарил Егорьев и, беря из рук старшины котелок, поинтересовался: — А вы сами-то ели?

— Ел, но не в этом дело, — махнул рукой Кутейкин и продолжал деловым тоном: — К нам во взвод пулеметчика прислали.

— Со станкачом? — обрадовался Егорьев.

— Нет, — разочаровал лейтенанта Кутейкин. — Ручняга.

— Ручняга у нас уже есть один, — расстроенно сообщил Егорьев.

— Ну и что, — таким голосом, как будто лейтенант пренебрегает бог весть чем, сказал Кутейкин. — У нас один есть, Желобов свой пулемет починил, да еще этот, новый, — вот уже три. А вы: «Ручняга у нас есть».

— Ну ладно, — рассмеялся Егорьев. — Я вам в таком случае говорю: «Очень хорошо!»

— Конечно, хорошо, — подхватил старшина. — Я еще таких людей не видел. Им пулемет прислали, а они не радуются. Странный вы человек, товарищ лейтенант.

— Не вам судить, — оборвал старшину Егорьев.

Тот пожал плечами, дескать: «Не мне, конечно».

Егорьев, расценив этот жест старшины как обиду, поспешил сгладить ее новым вопросом:

— А пулеметчик-то кто?

— О! — заулыбался Кутейкин. — Пулеметчик мой старый знакомый.

И, выглянув за дверь, старшина сказал кому-то:

— Заходи!

В блиндаж вошел человек среднего роста, в полевом обмундировании, крепкий, коренастый, с русыми волосами. Только глаза его смотрели почему-то жестко и холодно.