Конверс пересек площадь и увидел небольшой рынок, раскинувшийся в тени церкви. Напротив рынка был автовокзал, а за ним узкая улочка с китайскими ресторанчиками, между которыми возвышалось квадратное бетонное здание — гостиница «Оскар».

В гостинице, выстроенной в псевдовосточном стиле, имелись одноместные номера с бамбуковыми перегородками, циновками на полу и железным чайником в углу.

Конверс сам отнес сумку наверх, не доверяя ее носильщику. В соседнем номере играли в карты; Конверс чувствовал запах одеколона игроков и дешевого местного виски, который они пили.

Он сел на циновку, поджав ноги и сунув сумку за спину, и встретился глазами с одним из соседей-кутил. Это был смуглый азиат неопределенной национальности, может, подумал Конверс, малайский матрос. Тот опустился на четвереньки, желая выяснить, кто поселился по соседству; так они некоторое время неприязненно смотрели друг на друга, пока малаец, раздраженно фыркнув, не исчез. Говорили, что азиаты чуют европейцев или американцев нюхом — те, мол, пахнут как прогорклое масло; неужели, думал Конверс, малаец учуял его запах? Он встал и распахнул ставни. И тут же по асфальту, как осколки взорвавшегося снаряда, застучал дождь.

Он чуть не задремал, но, открыв глаза, увидел в двери молоденькую девушку с охапкой подушек, словно с огромным букетом. Он поднялся с циновки и смотрел на нее.

Девушка сбросила на пол несколько подушек и кокетливо взглянула на Конверса. Она была удивительно хороша и одета в европейское платье, которое, возможно, сшила сама. Просто невероятно, насколько обычное здесь явление — красивые девушки.

— Вы знаете Рэя? — спросил Конверс; ему пришло в голову, что она каким-то образом связана с Хиксом.

Она отрицательно покачала головой и подошла к нему, держа перед собой оставшиеся подушки.

Девушка сделала бы честь и сайгонской «Каравелле»; она так же, как девушки из «Каравеллы», красила глаза, чтобы они казались круглее. В «Каравелле» не признавали парижского шика, идя навстречу клиентам, требовавшим, чтобы сайгонские девушки подражали стилю и даже акценту стюардесс авиакомпании «Дельта».

— Трахаться, — сказала она.

Конверс притворился удивленным.

— Трахаться первый сорт.

Он положил руку на ее зад. Его всегда это поражало: глянешь на лицо и думаешь, что за эфирное создание, и в то же время обнаруживаешь, что попка неожиданно полная. Девушка прижалась к нему высокой грудью. Глядя мимо нее, Конверс обнаружил, что в щель под перегородкой ему видна каучуковая подошва сидящего на пятках картежника в соседнем номере. Подошва была новая, с еще не отодранным ценником.

— Потом, — сказал он девушке.

Она сползла вниз и коснулась ремня на его брюках.

— Нет, — повторил он. — Не сейчас. Позже.

Выражение на ее лице было похоже на улыбку, но это не было улыбкой.

— Нет трахаться?

— Нет трахаться, — подтвердил Конверс.

Она высморкалась, зажав пальцем одну ноздрю. На мгновение Конверсу показалось, что она хочет высморкаться на него. Наверно, есть у них такая привычка. Правда, ему еще не доводилось видеть такого. Она наклонилась, подобрала большую часть подушек и посмотрела ему в глаза. Он достал бумажник и дал ей двести пиастров.

— Еще зеленых, — сказала она.

— Нет, — отмахнулся Конверс.

— Да! — крикнула она с сильным вьетнамским акцентом.

Некоторые называли вьетнамский язык красивым. Конверс так не считал. Он кивком указал ей на дверь.

Не сводя с него неулыбчивых глаз, она принялась собирать оставшиеся подушки. Конверс чувствовал себя не слишком уютно под этим взглядом.

— Трахаться с мальчиком?

Конверс поднял последнюю подушку и протянул ей.

— Дидди мао, — сказал он. «Вали отсюда». Прежде он никогда не позволял себе так говорить с вьетнамцами.

Он оставался в номере сколько мог, ожидая, что Рэй все-таки придет. Но около шести его терпение лопнуло. Он прихватил сумку, спустился вниз и нашел хозяина гостиницы, который хлебал суп под фотографией Чан Кайши на стене. Девушка с встревоженным лицом стояла рядом. Когда Конверс сходил по ступенькам, она затараторила по-вьетнамски, указывая на него. Хозяин поднял руку, веля ей замолчать, и продолжал есть.

— Вы трахнулись? — спросил он между двумя ложками.

— Нет, — ответил Конверс.

— Уверены?

— Уверен, — сказал Конверс. — С этим я не ошибаюсь.

— Вы знаете Рэя? — спросил китаец.

Конверс кивнул.

— Рэй в матросском клубе, в буфете. Знаете, где матросский клуб?

— Найду.

Он той же дорогой вернулся по мокрым улицам на базу. Охрана пропустила его, проверив аккредитацию, и он устало направился в сторону гавани. Дождь прекратился, но появились тучи москитов, и никакого на этот раз попутного джипа. В преддверии ночи часовые проверяли прожекторы, установленные по периметру базы. Над верхушками деревьев по ту сторону колючей проволоки висели небольшие патрульные вертолеты.

Часть базы вокруг старой крепости была привлекательнее остальной территории: королевские пальмы, баньяны, дорожки, посыпанные галькой и раковинами, которые пересекали тенистые лужайки. Здесь располагался клуб для срочников: матросы и береговая обслуга сидели в сумерках на улице за кружкой пива, а внутри, включенный на полную громкость, музыкальный автомат играл Джонни Кэша. Был здесь и кинозал, где крутили «Настоящую выдержку»[30], и фанерная часовня, вокруг которой на лужайке разбрызгивали воду поливочные фонтанчики. На каждом висело предупреждение на английском и вьетнамском: «НЕ ПИТЬ».

Клуб занимал одно крыло старых казарм, в которых когда-то размещался Французский Иностранный легион. Конверс нашел буфет — большой, симпатичный и почти пустой, — купил порцию джина с тоником на остатки оккупационных денег. Хикса не было видно.

Он прождал в буфете, пока окончательно не стемнело, потом с трудом поднял сумку и вышел поискать Хикса за столиками позади клуба. Рука и плечо уже онемели от сумки, словно съеденные проказой, и он шел в ночной духоте, ожидая, что в любой момент какой-нибудь встречный поморщится от ее вони или жуткого вида. Но это его не пугало, слишком он устал.

* * *

Когда спустилась ночь, Хикс, прикончив вторую бутылку пива, посмотрел вниз и заметил в маленьком садике Конверса. Он включил настольную лампу, и Конверс поднял голову.