И такая связь возникла, правда, не между Юдифью и Рериком, а между благородной Хирменгардой, супругой графа Гонселина Анжерского, и заезжим молодцом по имени Драгутин. Сведения об этом были получены графом Бернардом, можно сказать, из первых рук, и ему ничего не оставалось, как только сетовать про себя на распущенность нынешней молодежи.

Справедливости ради надо сказать, что граф Септиманский попытался намекнуть коннетаблю Виллельму на недостойное поведение его дочери, но старый мерин, похоже, не понял доброжелателя и в ответ только пожал плечами. Возможно, муж прекрасной Хирменгарды по-иному отреагировал бы на намеки благородного Бернарда, но, к сожалению, графа Анжерского не было в Париже, и влюбленные могли предаваться блуду, не думая о последствиях.

Граф Септиманский уже и сам был не рад, что с головой погрузился в любовные интриги королевского двора, ибо вал сплетен, обрушившийся на его голову, мог бы подорвать веру в добродетель у любого, даже самого благочестивого человека. Ну кто бы, например, мог подумать, что супруга юного Карла, благородная Тинберга, дочь истового поборника веры Герарда Вьенского, подарит свое расположение заезжему викингу по имени Лихарь. Правда, осведомитель графа Бернарда не был уверен, что грехопадение благородной Тинберги уже состоялось, зато у него не было никаких сомнений в том, что сам Карл проводил ночи напролет в объятиях прекрасной Володрады, и это при полном попустительстве ее братьев, Раймона и Гарольда Рюэргов, которые таким способом, похоже, пытались приручить государя.

За всем этим, безусловно, стояла интрига с далеко идущими последствиями. Похоже, Меровинги надеялись использовать легкомыслие молодого государя, подорвать влияние сеньоров южных провинций, Аквитании и Прованса, и укрепить свое положение в Нейстрии, где христианская вера подвергалась постоянному давлению со стороны хранителей языческих культов. И ради этого они решили не стесняться в средствах. Однако мало подложить в постель Карла Володраду, надо еще бросить тень на его нынешнюю супругу Тинбергу. Конечно, связь с залетным молодцом могла дискредитировать юную королеву в глазах мужа и двора, но ее причастность к языческим культам сделает это с куда большим успехом. За таким скандалом почти наверняка последовало бы отлучение ее от церкви, развод с Карлом и великое посрамление графа Герарда Вьенского, который сразу же потерял бы доверие папы Евгения и всех епископов.

Впрочем, граф Септиманский не стал торопиться с выводами и уж тем более бить во все колокола. Никаких доказательств измены Тинберги ни собственному мужу, ни христианской вере у него не было, а слухи и сплетни и в Париже, и в империи мало кого волновали.

– А ты уверен, что этот тайный домик действительно существует? – пристально глянул Бернард на верного центенария. Вообще-то, этот самый Гуго, поднятый графом Септиманским из самых низов, был верным человеком, но уж слишком невероятными казались сведения, которые он донес до ушей своего сеньора. Одно дело – любовные шашни благородных дам с любезными кавалерами, и совсем другое – тайный культ Великой Матери, расцветший пышным цветом под боком у епископов Драгона и Венелона.

– Этот дом тщательно охраняется, и все мои попытки туда проникнуть оказались безрезультатными, – вздохнул Гуго. – Однако мне удалось выяснить, что хозяйкой дома является некая Сенегонда, вдова мечника Изенбера, верой и правдой служившего императору Людовику Благочестивому.

– И что с того?

– Ничего, сеньор. Только эта Сенегонда свободно посещает королевский замок и встречается не только с графиней Хирменгардой, но и с императрицей Юдифью. Более того, сама Юдифь неоднократно посещала дом на окраине. Правда, делала она это исключительно в ночную пору, в сопровождении мажордома Геррика и нескольких мечников. Последний раз это было два дня назад. К сожалению, моему человеку не удалось близко подобраться к окну. Он был убит ударом кинжала и сброшен в сточную канаву.

– Может, нарвался на грабителей?

– Нет, сеньор, грабители обходят это место стороной не только днем, но и ночью. Конечно, я мог бы собрать достаточно крупную шайку, чтобы силой прорваться туда, но не рискнул это сделать без вашего дозволения.

– Ни в коем случае, Гуго, слышишь! Я запрещаю тебе нападать на этот дом. Иное дело, если тебе удастся внедрить в окружение Сенегонды своего человека.

– Это может быть только женщина, сеньор.

– Неужели у тебя нет под рукой расторопной служанки?

– Боюсь, что простолюдинку к таинственному дому просто не подпустят. Конечно, я мог бы использовать для этой цели свою дочь Анхельму, которая служит в свите благородной Тинберги, но она христианка, сеньор. И я опасаюсь за ее душу.

– Скажи Анхельме, что долг каждой христианки – бороться с ересью, разъедающей истинную веру, и если она по нечаянности совершит грех, то я лично добьюсь его отпущения у епископа Драгона. Ты меня понял, Гуго?

– Понял, сеньор. Я сделаю все так, как вы приказали.

– Скажи, Гуго, а ярла Воислава Рерика ты возле этого дома не видел?

– Нет, сеньор, он не покидал ночью королевского замка. Об этом мне сказала служанка Юдифи Сибелла.

– Это та смазливая девчонка, которая вечно трется подле сильных мира сего? – усмехнулся Септиманский.

– И смею вас уверить, сеньор, не без пользы для себя. Вчера она разорила меня на пять денариев.

– Вот уж не думал, Гуго, что и тебя попутает бес распутства, – сокрушенно покачал головой Бернард.

– Я заплатил ей за ценные сведения, сеньор.

– Ну что ж, если эти сведения действительно ценные, Гуго, то я возмещу тебе убытки.

– Судите сами, сеньор. Эта потаскушка отрезала прядь волос с головы спящего Рерика и передала ее императрице Юдифи.

– Ты уверен, что она не лжет?

– Уверен, сеньор. Юдифь поручила Сибелле соблазнить Рерика и добыть прядь его волос, чтобы сам ярл ничего не заметил.

– Это очень важные сведения, Гуго, – нахмурился Бернард. – Ты получишь не пять, а десять денариев.

– Всегда готов вам услужить, сеньор.

Граф Септиманский призадумался. До сих пор ему казалось, что помыслы Юдифи не идут дальше соблазнения варяга, дабы покрепче привязать его к себе, но, судя по всему, вдовая императрица рассчитывала на нечто большее, чем просто ублажение собственной плоти, иначе она вряд ли спуталась бы с ведьмой. Бернарду и раньше приходилось слышать о пристрастии дочери графа Вельпона к магии и чародейству, но он от этих сплетен просто отмахивался, ибо, для того чтобы очаровать немолодого супруга, Юдифи вполне хватало собственного прекрасного тела. Но не зря говорят, что дыма без огня не бывает. И этот дьявольский огонек, оказывается, тлел где-то в глубине порочной души императрицы, чтобы в один далеко не прекрасный момент полыхнуть на всю франкскую империю страшным дьявольским огнем.

– А из мужчин никто не выказывал внимания Сенегонде?

– Только капитан Раймон Рюэрг.