Она лежала на боку, одетая в зеленое шелковое кимоно, привезенное Стариком из Сингапура (каждая невестка получила по одному, но цвета выбирала Дюши: зеленое для Сибил, синее для Виолы и персиковое для Зоуи), ее узкие босые ступни были трогательно-бледными, одну руку она откинула, и тонкие жилки сбегали с внутренней стороны запястья на изящную кисть. Он наклонился над ней и заволновался при виде ее груди – твердой, как мрамор, белой и пронизанной венами: ее конечности казались слишком хрупкими, чтобы выдержать налившееся тяжестью тело.

– А, привет, – она похлопала по постели. – Как прошел день?

– В целом как обычно. У врача была?

Она кивнула, заметив легкий тик над его правым глазом и сбоку от него. Опять мучается мигренью, бедняжечка.

– И что он сказал?

– Вообще-то он считает, хоть и не слышит оба сердца, что у нас, вероятно, будет еще и Траляля.

– Боже правый! – Ему хотелось добавить: «Неудивительно, что ты так вымоталась», но он имел в виду не это, точнее, не только это.

– Тебя это не тревожит?

Ее тревожило: справится ли няня Маркби сразу с двумя, согласится Хью на переезд в другой дом, будет ли вдвое больнее, чем…

– Нет, конечно. Это же замечательно. – Он гадал, чем, скажите на милость, ему платить за школу, если родятся мальчики.

Она с трудом приподнялась и села боком на постели.

– Хоть какое-то утешение за то, что кажешься самой себе величиной с дом. Кстати, Полли я еще не сказала.

– Думаешь, по этой же причине тебе не стоит ездить в Суссекс?

– Ну, я же ненадолго. Всего на неделю. А иначе я почти не побуду с Саймоном, – у нее все еще ныла спина – скорее всего, потому, что она долго не меняла позу.

– Ты правда хочешь сегодня выбраться в люди?

– Конечно, хочу, – она твердо решила не расстраивать его. – Но если ты не хочешь…

– Нет-нет, я готов, – он знал, как она ценит каждый выход на концерты. Надо будет снова принять лекарство, обычно оно помогало ему продержаться. – А где Полли?

– Боюсь, дуется наверху. Пришлось сказать ей про переселение. Вот она и раскапризничалась.

– Я загляну к ней пожелать спокойной ночи.

* * *

Полли лежала на полу на животе и обводила какую-то карту. Ее прямые шелковистые волосы, более золотистые и менее рыжие, чем у ее матери, свисали с обеих сторон из-под черной бархатной повязки и скрывали лицо.

– Это я.

– Знаю. По голосу слышу.

– В чем дело, Полл?

Последовала пауза, потом Полли заговорила отчужденным тоном:

– Надо было сказать не «я», а «мну». Я думала, ты догадаешься.

– Это мну.

– Знаю. По голосу слышу.

– В чем дело, Полл?

– Ни в чем. Терпеть не могу учить географию, – она ткнула карандашом в бумагу с такой силой, что в ней осталась дыра. – Ну вот, из-за тебя я испортила карту! – Мучительно нахмурившись, она повернулась к нему, и слезы брызнули из глаз.

Он сел на пол и обнял ее здоровой рукой.

– Так нечестно! Саймону досталась лучшая комната! Ему все можно каждый раз, когда он приезжает из школы, а мне нет! Он получает поблажки перед тем, как начнется учеба в школе, а я нет! Нельзя переселять кошек, они все равно вернутся в прежнюю комнату, а эту новую няню я ненавижу, от нее пахнет грушевыми карамельками, и она не любит девчонок, только и говорит, что о моем маленьком брате. Ей-то откуда знать? Имей в виду, я перееду жить к Луизе, уже переехала бы, только вряд ли Помпей согласится сидеть в тачке! – Она прерывисто вздохнула, но он видел, что ей уже немного легче, потому что она вглядывалась в него, пытаясь прочесть на его лице признаки потрясения.

– Я не выдержу, если ты бросишь меня и уйдешь жить к Луизе, – сказал он.

– Ты по правде испугаешься?

– Конечно.

– Хоть что-то, – она пыталась говорить ворчливым тоном, но он видел, как она довольна.

Он поднялся.

– Пойдем, посмотрим твою новую комнату и подумаем, что с ней можно сделать.

– Ладно, папа, – она потянулась к его руке, но не к той, которой он ее обнимал, легонько погладила черный шелковый чехол на культе и сказала: – Это не так плохо, как воевать в окопах: надеюсь, со временем комната мне даже понравится.

Ее лицо стало строгим от стараний скрыть тревогу за отца.

* * *

Как только родители уехали, Полли бросилась к телефону в глубине гостиной, возле рояля. Подняв трубку, она прижала ее к уху. Через мгновение послышался голос телефонистки:

– Номер, будьте любезны.

– Парк один-семь-восемь-девять. – Послышался щелчок, потом в трубке зазвенело, и Полли принялась молиться, чтобы к телефону подошла не тетя Вилли.

– Алло!

– Алло! Лу, это я, Полли! Ты одна?

– Да. Они уехали в театр. А твои?

– На концерт. Я вот зачем звоню: у меня новая комната. Папа говорит, можно выкрасить ее в любой цвет, какой я захочу. Может, черный, как ты думаешь? Папа собирается заказать для моих вещей полки вдоль стены: повсюду, вокруг всей комнаты, чтобы хватило места! Черный – хороший фон для фарфора, верно?

На другом конце провода затянулась пауза. Потом Луиза сказала:

– Люди не красят стены в черный цвет, Полли. Я думала, ты сама понимаешь.

– А почему бы и нет? Ведь носят же люди черную одежду. И черные тюльпаны есть.

– Черный тюльпан был на самом деле темно-темно-красным. Я знаю, я читала в книге. Ее написал Дюма. Она вообще-то французская.

– Ты же не умеешь читать по-французски.

– А она такая знаменитая, что и по-английски есть. И по-французски читать я умею, – добавила она, – только не всегда понимаю правильно. Но читать умею, конечно.

Луиза, кажется, разозлилась. Поэтому Полли спросила про сомика.

– С ним все в порядке, только другая рыбка ему не нравится. – И пока Полли придумывала еще какой-нибудь примирительный вопрос, Луиза продолжала: – У меня тут скука неимоверная. Я вся намазалась румянами и читаю книжку под названием «Узорный покров». В ней есть про секс. Но она хуже, чем «Доводы рассудка».

– А может, подойдет темно-красный?

– Можно сделать обои голубыми, как небо, и расклеить по ним чаек разного размера. Не хочешь попробовать?

– Из-за полок их все равно не будет видно.

– Только скучный кремовый цвет не выбирай. Сама знаешь, здесь все кремовое. Мама говорит, он ко всему подходит, а по-моему, просто незаметный, и все. Делай темно-красные, – в порыве великодушия разрешила она. – Карту нарисовала?