Заканчивалась ночь. Ветер почти стих, ураган «Мозес» вежливо свернул к югу. С той стороны, где вставало солнце, из облачных уз прорвался дерзкий луч, запалив огненную дорожку на воде и кромку облаков, отчего нарисовалось своего рода оконце, за которым дневное светило пробуждалось ото сна. Захотелось поверить, что наступает хороший день.

Неожиданно откуда сверху – а ближайшая открытая палуба находилась на шестьдесят метров выше – упало что-то яркое. Я поднял с поверхности понтона цветок. Приятно, не ожидал. Кто-то из пассажиров прислал свою признательность за работу ремонтной команды. А какая другая мысль должна возникнуть по такому поводу в голове? Цветок не был вполне настоящим – порождение синтетического генома, светящийся сам по себе. Его трепещущие нежные лепестки были похожи на крылья бабочки – с замысловатым орнаментом, напоминающим античную краснофигурную вазопись.

Однако материя розы оказалась живее, чем можно было ожидать. Лепестки бутона изогнулись под моими пальцами и чувствительно цапнули острыми мелкими шипами. Я с обидой посмотрел на подушку пальца, покрывшуюся красными точками, и растер тяжелым башмаком подлый «подарочек». И как-то подумалось, что «Батавия», поди, такой же сомнительный цветок, за прекрасным внешним видом которого скрывается колюще-режущее содержание.

Тринадцать лет назад. «Юпитер-12»

Вопреки общепринятому мнению криоконсервирование практически не используется во время перелетов к дальним планетам. Менять внутреннюю воду на пропиленгликоль – с этим даже на крысах стесняются экспериментировать, хотя пара энтузиастов пожертвовала собой на опыты и один из них даже выжил. Да, Кирилл слыхал про интересную задумку с закачкой в человеческий организм антифризов типа гликопротеинов. Но ведь достаточно нескольких случайно затесавшихся кристалликов льда в ненужном месте, например в голове, и нейрохирург будет долго и вдумчиво ковыряться у космоплавателя в мозгах, присылая его родственникам один счет за другим. А в итоге все равно получится овощ.

Впрочем, по слухам, вояк именно так и подмораживают, используя притом молекулярные шапероны, которые-де спасают белки от порчи. Этот вариант, возможно, годится для военных бортов, где важна скорость, а вероятный процент потерь, случившихся при транспортировке, изначально учтен в цене боевой операции.

На гражданских же судах применяются интерфейсы продолженного сна, где, после подключения нейрокабеля к разъему на шее, получаешь порцию сигналов торможения в подкорку и далее имеешь что-то вроде регулируемой нарколепсии.

С одной порции – неделя отключки с подведенным мочеприемником и катетером в вене для питания. Иногда со сновидениями, но их Кирилл сильно не любил, потому что ему снилось, к примеру, что его загнали в болото и забрасывают гранатами. Затем шесть часов бодрствования – обед, туалет, тренажерный зал, изучение отчетов по теме, а точнее, игра в крестики-нолики, и тому подобные нехитрые дела. А на большее ты не рассчитывай, голова-то не очень варит, дубовая. Видал Кирилл и совершенно обалдевших «астронавтов» после такой недельной спячки; они шли прогуляться, забыв отсоединить мочеприемник и оставляя за собой тропку из упавших слюней и желтый ручеек…

Но вот долетели-сели. Транспортный борт «Сычуань» высадил Кирилла Воскресенского на международной орбитальной станции «Юпитер-12» вместе с компашкой южноазиатов, именующих себя исследовательской группой университета Беркли (как раз те ребята, что должны думать за американцев, у которых попы все толще, а мозги все худее), после чего отправился в систему Сатурна. Cреди прилетевших пассажиров был и один шишкарь, заместитель госсекретаря Атлантического Альянса – по крайней мере, в новостях не раз сообщалось о судьбоносном перелете высокопоставленного лица – но, видимо, у него имелся свой отсек и свой выход.

Cтанция «Юпитер-12» – большая, тороидальная. Ее, кстати, строили машины-матки, что разделяются на тьму микро– и наноассемблеров, используют для этого дела всякий щебень, вращающийся вокруг Юпа. А тор в народе называется бубликом.

В центре у станции терминал для бортов дальнего следования. Пока добираешься на лифте по радиальному тоннелю до самого бублика, многое меняется. В лифт заплываешь рыбкой, а из него выходишь от непривычки на полусогнутых, с кряхтением, хотя искусственная гравитация, в виде центробежной силы, здесь сильно недотягивает до земной.

Кирилла и щебечущую толпу южноазиатов встречали на прогулочной палубе не только половинка родной силы тяжести, но и явные признаки развала.

Из потолочных панелей текло, образовавшиеся на полу лужи подтирались снующими повсюду робоуборщиками, которые так и норовили сделать вам подсечку. Кое-где под капель были подставлены банки и тазики. И чем-то таким попахивало. Нет, не сыром камамбер, а тем, что по аромату похоже. Фекалиями, как будто. Если закрыть глаза, то сразу представляется сельский туалет с жирными мухами; и жужжание соответствующее имеется – от деловитых робоуборщиков. Это все последствия, то ли недофинансирования, в смысле, воровства подрядчиков, то ли конструкционных недостатков, проявленных излучениями Юпитера-батюшки.

А еще было заметно оживление станционных аборигенов, связанное с обеденным перерывом.

Заняться работой Кирилл намеревался на следующий день – по земному счету. Отправил багаж на ленточном транспортере, который тихо скользит на фуллереновых шариках через весь бублик, а сам отправился питаться вместе с берклийскими южноазиатами. Они, кстати, оказались поголовно биологами и химиками-органиками (к чему бы это в окрестностях безжизненного Юпитера?). А говорили на пиджин-инглиш южных морей, заметно отличающемся от доступного Кириллу стандартного бэйсика, на котором ставятся задачи для «почти-разумных» программ. Так что, в основном, они лишь улыбались друг другу; а поскольку южноазиатов было много, то у Кирилла даже мышцы лица заболели.

В местном общепите – эпатажном зале, сделанном словно из марципана – давали котлеты, выращенные методом клонирования какой-то героической клетки, предоставленной корпорацией «Медуза».

Той самой «Медузой», чья славная биография начиналась, под именем «Дюпон де Немур», с напалма и диоксина, падающего на головы непослушных туземцев, а закончилась полным контролем над жратвой в космосе. Можно представить, сколько она наваривает на каждом шибко вкусном обеде, напоминающем слегка поджаренную паутину.

Один из южноазиатов шепнул Кириллу, что в отсеке для ВИПов, где приземлилась та самая шишка из госдепа, имеется свой пищеблок, и там натуральные продукты сочетаются с чудесами молекулярной кухни, отчего форель, самая настоящая, превращается в розовую пену, а огурец в яблочный мусс. И оная персона вместе с придворными учеными и секретутками не будет показывать морду лица широким научным массам – за исключением еженедельных капитанских коктейлей и торжественных мероприятий.

Разговор быстро переключился на одну интересную тему, а сколько именно людей погибло в системе Юпитера? Кто-то из присутствующих полез через тормозной Спейснет в Бормопедию и через минут десять выяснил там, что таковых мучеников насчитывается сорок семь. И самым известным, точнее распиаренным, из них является пилот космических сил Атлантического Альянса Пэт Крэш, который установил рекорд спуска в атмосферу Юпитера и не вернулся обратно.